Мы снова прижались друг к другу и начали целоваться, сначала легонько, нежно, а потом все более страстно. Я снова почувствовала его нарастающее возбуждение, улыбнулась про себя: «Молодость!» Томми – девятнадцать. И он никогда не был с женщиной, чему тут удивляться. Его язык извивался у меня во рту, становясь все настойчивей и быстрее. Я застонала, перевернула Томми на спину, села на него, прижав его плечи руками к подушке и крепко сжав его узкие бедра ногами, так, чтобы он никуда никогда от меня не делся. На секунду я представила, как здорово было бы приковать его к спинке кровати, чтобы он был полностью в моей власти. Что мне только в голову лезет! Он и так в моей власти. Впустила его в себя, начала медленно двигаться, не отрываясь от помутневших зеленых глаз, которые в конце концов закрылись.

А потом это со мной случилось. Тот самый мифический внутренний оргазм, придуманный мужчинами, который мы так привыкли высмеивать. Кончили мы с Томми одновременно, как в тех дурацких старых фильмах. У меня ручьем лились слезы, словно все шлюзы внутри открылись. Его лицо было мокрым и соленым на вкус, но я не различала, кто из нас плачет. И еще одно я поняла – точка G и впрямь существует. Только расположена она не там, где ее веками искали. Она расположена прямо в сердце. И если надавить на нее слишком сильно, можно умереть от любви.

14.40

– У тебя было много мужчин? – прошептал Томми мне в затылок, прижимаясь сзади всем телом. Сколько раз мы уже проделали это: четыре? пять? Все равно мало. Вот бы вообще не вылезать из этой кровати. Из кровати его мертвой матери… Лучше обо всем этом не думать… Что я наделала… что я продолжаю делать… и что мне за это будет, если кто-нибудь узнает…

– Много? Да нет, наверно. – Я повернулась, мне хотелось смотреть ему в глаза. – Два постоянных конкубина. Последний, Лео, со мной уже давно. Ну, может, еще пять-шесть мужчин из эротикона между ними. Это много или мало? А у тебя? Были мужчины? В школе же у всех бывает?

– Всерьез не было, нет. Так, немного баловались, исследовали тела друг друга. Но мне всегда нравились женщины.

Во мне зашевелился ревнивый зверек, незнакомое странное чувство. Нику я не ревновала – даже к Вере. А уж Лео – и говорить не о чем. Мирно делила его с другими клиентками.

– Ты им тоже нравился, как я понимаю. Я была в твоей школе, видела всех этих перезрелых красоток.

– Не говори ерунды. – Томми нежно поцеловал меня долгим поцелуем.

Я растаяла и все ему простила. Готова была снова заняться любовью, но сдержала себя: нельзя замучить мальчика до полусмерти. Моего мальчика…

– У тебя ведь есть партнерша? – продолжал Томми.

– Есть, Ника. Мы уже восемь лет вместе.

– Ты ее любишь?

– Не знаю. Да. Нет… То есть люблю, но совсем не так, как тебя. Мы скорее друзья. Проросли друг в друга за эти годы. Она не очень счастлива со мной. Но я за нее отвечаю…

– А секс? Ты с ней спишь? – Теперь уже в его глазах загорелся ревнивый огонек. Я потушила его, запечатлев на веках маленькие поцелуи.

– Да. Но редко. И это совсем другое. Когда я с женщиной, это как качаться на одной волне – все такое мягкое, нежное, понятное, знакомое, свое. Ни войны, ни борьбы, ни игры, ни страха. Как будто я сама с собой – сама себя ведь хорошо знаешь. Это так легко и естественно, что тут не к чему ревновать, понимаешь? Немного скучно, правда, тоже, – засмеялась я.

– Нет. Не понимаю, – упрямо сказал Томми. – Ты все равно отдаешь себя, свое тело. Все равно делишь его. И тебе так же хорошо. Не хочу об этом даже думать. Что тебе еще с кем-то хорошо.

– Ну и не думай. Просто поверь, что это совсем не то, совсем… не смешенье яда и противоядья…

– Что?

– Ничего… Я думала, раз ты учитель, ты все знаешь. Шекспира уж точно.

– Я ничего не знаю, Ада, ничего…

– Почему ты называешь меня Адой? Все зовут меня Ади.

– У Набокова есть роман – «Ада».

– Да, помню. Не читала.

– Почему?

Я пожала плечом:

– Ну это что-то совсем устаревшее. Типичный старомодный мужской взгляд, от всего оторванный: от женских чувств, от реальных проблем, даже от родной страны. Зачем мне это читать?

Томми засмеялся. Я шутливо толкнула его в грудь:

– О чем книжка?

– О радости страсти. Запретной страсти.

Конечно, о чем же еще? Который сейчас час, интересно? Сколько времени прошло? Час? Два? Три? Из-за шторы все еще пробивался свет – хороший знак, значит, пока не стемнело.

– Нам надо вставать, Томми. Вдруг сейчас придет Айна или Туяра. Представляешь, что будет, если они увидят нас голыми в Гретиной постели?

– Прости, я тебя в это втянул. Я понимаю, чем и как ты рискуешь. – Томми сел в кровати.

– Это я тебя втянула.

– Нет, я. Ты мне сразу понравилась. С первого взгляда. Ты была такая растерянная, как девочка.

– Девочка! Я ведь тебя почти на десять лет старше.

– Я этого не чувствую. А ты что подумала, когда меня увидела? А, ну да, ты же видела календарь…

– Я в тебя влюбилась еще до того, как увидела вживую. Даже до того, как увидела этот треклятый календарь. Мне приснился сон – и в нем был ты. Я чувствовала что-то невероятное… – Я снова утянула Томми на подушку. – Вот так… Вот так я чувствовала во сне.

Мы снова целовались, снова занимались любовью. Потом торопливо одевались, приглаживали постель, натягивали полиэтилен, поднимали шторы, открывали окно – в спальне терпко пахло сексом. Надо было что-то сделать с простынями, впитавшими в себя наши соки, но сил на это не было. Томми вывел меня в гостиную, я шла за ним, пошатываясь. С закатившимся от нежности сердцем я заметила, что Томми прихрамывает – я и забыла, что он прыгал из окна, только бы не стать конкубином. А при этом любил женщин! Странный мальчик какой. Полжизни бы отдала, чтобы сейчас просто заснуть на его плече, не задумываясь об обреченности этой запретной любви. Радости страсти… Как же! Я вот убила бы за него, не задумываясь, как Ника за своего нерожденного ребенка. Наконец-то я ее понимаю. В гостиной я остановилась у пианино, взяла в руки фотографию молодой Греты.

– Как она тебя нашла? Когда?

– Семь лет назад. Мне было двенадцать. Она долго искала. Иногда мне кажется, что она и в политику пошла, чтобы меня найти. Политика дала ей средства и возможности. У мамы ведь много сторонниц. Они для нее готовы на все, ты не знала?

– Ну… Так прямо на все?

– Одна имела доступ к базе ДНК всех мужчин страны. Есть дата моего рождения. Нужно было просто прогнать базу родившихся в этот день мальчиков через компьютер, сопоставляя с ДНК Греты. Весь процесс занял часа полтора, не больше. Но мама к этому шла много лет. Жизнь на это положила.

– Ты хочешь сказать, что вся ее борьба за права мужчин – это только чтобы вернуть тебя?