А я почему-то ждала, что она начнет меня топить.

Наташа, вероятно, тоже. И сейчас не могла вымолвить ни слова.

Я подняла на них глаза:

– Дело в том, что я чувствую, что я совсем рядом. Я на верном пути.

– На Ариадну никогда не было жалоб. Ни одного нарушения протокола, – так же спокойно давила Лена. – Тем более этического.

Наташа вздохнула:

– Так-то оно так… Но даже безупречные служащие могут ошибаться. Когда они устали.

Оксана поспешно поддакнула:

– Ты выглядишь усталой, Ариадна. В самом деле.

Я потерла ладонями лицо. Я правда устала. Я это чувствовала.

И опять Лена с Наташей переглянулись.

– Господи, да скажите мне все прямо! Хватит уже этих гляделок!

– И ты стала раздражительной, – спокойно подчеркнула Лена.

Оксана тронула меня за плечо:

– Вот что. Мне кажется, я понимаю. Иди-ка ты сегодня домой. Я знаю, что у вас дома небольшая турбулентность в связи с повесткой. Это все по-человечески понятно. А тут еще этот Гастро-Марк. Все одно к одному.

– Но я не…

– Отдохни сегодня. Придешь завтра. Подумай, может, тебе даже нужен отпуск. Взвесь все сама. Если ты устала, то будут еще ошибки. Тебе же этого не хочется.

Я кивнула. Потянулась за сумкой.

– Спасибо, Оксана. Наташа. И Лена. Спасибо. Я действительно в легком раздрае. Посоветуюсь с партнершей. Возможно, отпуск – хороший выход.

Все трое заулыбались, закивали.

– Отлично!

Но глаза у всех троих были настороженные.

Они показались мне похожими на Юлю с Кариной. Когда те тихо и страшновато струились за мной утром.

Но я смогла улыбнуться и покивать в ответ.

13.00

Ресторан «Кибела» располагался в тихом арбатском переулке и считался главным оазисом высокой кухни в центре Москвы. В прошлом году «Кибела» получила вторую луну имени Эжени Бразье, так что бронировать ужин приходилось сильно заранее. А вот на ланч, если повезет, можно было попасть в тот же день. Нам повезло.

Я в «Кибеле» прежде не бывала. Мы с Никой давно хотели пойти, но дожидались серьезного повода. Я не большой фанат ресторанов с лунами Бразье, ну не люблю я вычурных экспериментов с едой. Еда – она и есть еда. Топливо для организма. Не понимаю того культа, который из нее создают. Я, конечно, люблю хорошо поесть, но я за простые, понятные вкусы, которым не изменяю. А все эти гастрономические хороводы и нюансы – не мое. Но Ника все это обожает, она настоящая гурманка. Как хорошо, что я решила ее сюда привести. Это ее сейчас очень обрадует и поддержит.

Молоденькая хостес с волосами, забранными в тугой хвост, и приветливым лицом без капли косметики отсканировала и забрала мой телефон, приняла пальто и заговорщически произнесла: «Шеф сегодня здесь, у плиты, вам крупно повезло». Девушка была такой свежей и аппетитной, что ее саму хотелось съесть.

Я кивнула, пожалев про себя, что совсем не голодна. В последние дни мне не до еды – аппетит пропал. Пригладила волосы перед зеркалом. До чего же я плохо выгляжу! Или мне кажется? Какой-то странный лихорадочный румянец, щеки впалые, синяки под глазами. Хорошо, хоть голову вымыла.

Интерьер был белый, минималистский, стерильный, без всплесков цвета и декоративных деталей: оно и понятно, здесь ничто не должно отвлекать от еды. Если присмотреться, то детали как раз были подобраны с такой тщательностью, что стали незаметными. Стены покрывали огромные телевизионные экраны. На одном экране – проекция кухни, где колдует увенчанная лунами шеф Зорина Еленская в белой косынке, вокруг нее – помощники, пламя, кастрюли. На другом экране – обычные новости. На третьем – меню и напитки дня. На четвертом показывают «Последнего диктатора». Звук на всех экранах отключен.

Пока я шла между столиками, меня провожали взглядами и улыбками другие посетительницы – все как на подбор ухоженные и нарядные. Наверняка давно планировали эту трапезу и готовились: в «Кибелу» так просто, с улицы, не заходят. Скорее всего, для каждой из них это какой-то особенный день. И я тоже должна постараться сделать сегодняшний обед особенным. Не для себя, а для Ники.

Ника уже сидела за столом без скатерти, подперев подбородок руками. Перед ней стоял полупустой бокал с жидкостью странного лилового цвета (с тех пор как после Большого Поворота запретили алкоголь, шефы изощряются с напитками как хотят – никогда не знаешь, какой окажется на вкус жидкость в твоем бокале).

Я поцеловала Нику в прохладную щеку и села за стол, совершенно обессиленная. День только начинается, а я уже ноги еле таскаю, что ж такое!

– Что пьешь? – спросила я с наигранной бодростью.

– Не знаю даже, какой-то аперитив дня, я не вникала. Нормально вроде, на вкус что-то хвойное. Элеутерококк, может?

– Ой, какие ты слова знаешь! – улыбнулась я.

Но Ника на улыбку не ответила, смотрела куда-то в сторону. Очевидно, с нетерпением ждала, когда же наконец попробует знаменитые блюда «Кибелы».

Ко мне немедленно подскочила официантка – опять блондинка, опять хорошенькая и с удивительно свежим лицом. Они тут что, кастинг аппетитных официанток устраивают?

– Что будете пить? Хотите аперитив дня?

– Нет, спасибо. – Я предпочитаю не рисковать. – Принесите бокал красного вина.

– Виноградного, черносмородинового или из черноплодной рябины?

– Давайте виноградное.

– Крымское или кубанское?

– Мне все равно. На ваш выбор.

Мне и правда все равно. Безалкогольное вино – это название говорит само за себя. Иногда попадается более сладкое, или более кислое, или более терпкое – в другие отличия я не вникаю.

На новостном экране прямо напротив меня возникло лицо Гастро-Марка. Затем показали каких-то беззвучно рыдающих женщин, премьер-министра, которая сочувственно шевелила губами. Официантка немедленно вытащила пульт и включила звук на полную громкость. Весь ресторан повернулся к экрану, замер в скорбном внимании.

– Гастро-Марк был не только нашей гордостью, но и нашей общей радостью, нашим витамином счастья, – говорила премьер-министр. – Уверена, что каждой из нас он в какой-то момент сумел помочь. Как часто я возвращалась с работы усталая, раздраженная, обессиленная, но включала Гастро-Марка, и он всегда заражал меня энергией, возвращал жизни вкус и краски. Да что там, он был нам родной, мы просто любили его… – Тут голос премьер-министра задрожал, сорвался, и она смахнула слезу.

За столиками тоже захлюпали носами, стали утирать глаза салфетками: уж если премьер-министру можно, то нам и подавно. Я покосилась на Нику, опасаясь, что она сейчас тоже расплачется. Но Ника спокойно смотрела на экран, на который выплыл старый календарь с полуобнаженным Марком времен его конкубинства, он был Мужчиной какого-то далекого Октября. С этого календаря и началась его невероятная карьера.