Меня нет, меня нет, меня нет.

Меня нет.

Нет, нет, нет.

Не существовало.

До чего же жутко. До чего же страшно. До чего же тошно.

Чёрт, черт, чёрт.

Почему я не могла быть собой? Почему так сложно держаться в реальности? Почему так сложно ощущать себя в собственном теле? А может… может, это вовсе и не моё тело? Я помнила, что раньше была другой: с короткой стрижкой, без пирсинга, без горбинки на носу, без шрамов, без ничего. Носила почему-то всегда всё зелёное, как цвет моих глаз, и имела хоть какой загар, а не так смертельная бледность, что украшала сейчас мои впалые щёки. Всего два года назад я была совершенно другим человеком, по крайней мере, внешне, но сейчас – я такая, какая была. Но была ли я на самом деле? Было ли во всём этом хоть что-то от меня настоящей?

До чего же странно.

Так странно, что это могло происходить только со мной. И ни с кем больше – я оказалась в этом полностью уверена.

Прощание с Мэйтом вышло скомканным: он куда-то заторопился, пожелал мне удачи во всём разобраться, в том числе и в самой себе, и отключился. Как раз в это время мы доехали до дома Джозефа, который встретил меня чуть ли не родным видом парадной и многочисленных окон, выглядывающих из-за заснеженных деревьев. Сердце в груди непроизвольно сжалось – так давно я здесь не была. Так давно не видела Джозефа. Мне вдруг отчаянно захотелось его увидеть: когда цель оказалась так близка, я быстро вышла из дорогой машины и поспешила к квартире, где меня ждали приятные запахи, тёплая обстановка, до каждой трещины знакомые стены и потолок, любимые цвета, атмосфера и… всё, кроме Джозефа.

Его не оказалось дома.

Я даже не пыталась скрыть своего разочарования перед открывшим мне дверь Хэмфри. В груди что-то внезапно оборвалось, но не до конца – ещё можно залечить, заклеить, защитить. Надо лишь дождаться…

– Привет, Делора, – вполне радостно поздоровался со мной мальчик, пропуская меня вперёд и закрывая за мной дверь.

– Здравствуй, Хэмф, – произнесла я как можно нейтральнее, чтобы не возникло никаких лишних вопросов.

– Можешь мне, пожалуйста, помочь?

Я неуверенно кивнула, хотя собиралась позвонить Джозефу и искать его дальше, но чувство долга перед его младшим братом не дало мне так быстро покинуть до слёз знакомую квартиру. Сейчас ещё было утро, так что я могла успеть найти и его, и Филис, и при этом успеть ещё что-нибудь сделать, поэтому ничего не произойдёт, если я немного задержусь. Кухня встретила меня запахом морковки, капусты и уксуса, которые разными частями лежали на уже испачканном столе. Удивлённо приподняв брови, я покосилась сначала на Хэмфри, который взял довольно большой для его ещё маленьких ручек нож, а затем на продукты.

– Это ты их порезал? – с недоумением спросила я, подходя ближе к столу.

– У меня не получается резать! – возмутился мальчик, надув пухлые щёки. – Что я делаю не так? Вот смотри…

Он положил под лезвие пару листов капусты и начал неуверенно резать, трусливо поправляя листы овоща. Все его движения были робкими, слабыми, но упорными и целеустремлёнными – Хэмфри со всей своей привычной серьёзностью подходил к делу, хотя у него довольно всё плохо получалось.

– А зачем ты вообще режешь? Что ты собрался делать? – я не знала, то ли взять у него нож, чтобы мальчик не поранился, то ли и вправду ему помочь.

– Ну, не суп же варить и не тренироваться с ножом, чтобы потом резать чьи-то конечности, как бы мне ни хотелось кому-нибудь отомстить, – жёстко сказал он, сжав рукоятку. – Просто хочу маме сделать сюрприз в виде её любимого салата… я очень давно её не видел, она постоянно на работе.

– А Джозеф почему тебе не поможет? – нахмурилась я, не одобряя его первые слова. – И вообще где он?

Хэмфри в неприязни скривил лицо, но в тёмно-карих глазах промелькнула печаль.

– Он тоже стал где-то пропадать.

– Где-то? – с неприятным ощущением в груди фыркнула я.

– Наверное, тоже работает, – пожал плечами он. – Но даже обеда нам не оставил, только какие-то остатки.

– Как-то не похоже на него…

Я нахмурилась, чувствуя во всём этом подвох. Что же происходило с Джозефом? Почему он в последнее время стал каким-то слишком отчуждённым, апатичным? Может, он тоже… заражён?

Нет. Этого не могло быть. Только не с Джозефом, прошу… Это ведь невозможно. Да?

Н-е-в-о-з-м-о-ж-н-о.

Пальцы сжались в скатерть, покрывающую стол. Сердце забилось в горле, черви грызли эмоции, желчь и чернота вытекали из мыслей. Тошно от своих тёмных мыслей – никогда в них долго не находилось света, позитива или поддержки. Всегда – сомнения, страхи, мрак и та глина, которой обмазывали белые тела радостных, ни в чём невинных мыслей. Всегда – что-то плохое, подозрения, новые проблемы, тревога. Как поддерживать других, особенно близких, если я постоянно о чём-то волновалась, а внутри так и кипел котёл из мёртвых туш светлых эмоций? Но мне отчаянно хотелось, чтобы Джозеф не заразился этой неизвестной «болезнью», ведь и так постепенно умирали два моих друга: Ченс и Ричелл. И мне отчаянно хотелось, чтобы такой любимый человек, как Джозеф, состарился бы после долгой и обязательно счастливой жизни. Но не со мной – ведь я скоро умру. Но Джозеф должен жить. Потому… потому что я любила его. И если моя любовь хоть что-то значила для него, он должен был её сохранить до самых последних своих дней…

И желательно через много лет.

– Думаешь об эссентизме? – с некой надеждой спросил Хэмфри, отвлекая меня от размышлений.

– Почти, – решила не разочаровывать его я, устало садясь за стол. – А что?

Он смотрел на меня любопытным взглядом, готовым пожирать каждое сказанное мною слово.

– Как там прошёл твой доклад?

«Он и раньше никому не был нужен, а сейчас тем более, когда от мира скоро останется лишь пепел», – огорчённо подумала я, понимая, что все мои труды были зря, но вслух я сказала:

– Вполне… хорошо. Некоторым было и вправду интересно послушать, но многие скучали и всё пропускали мимо ушей. И вообще, не думаю, что кто-то понял, что эссентизм – это всего лишь начинающая свой путь философская концепция, развитие которой значительно осложнилась смертью её создателя. Слишком мало людей к нам присоединилось, а если бы я случайно не наткнулась на группу эссентизма, то и ты с Джозефом об этом не узнали бы и не стали бы мне помогать с докладом и много с чем другим. Мне обидно, что сейчас… хотя ладно, вернее будет сказать даже пару месяцев назад, людям не до философии: работа, учёба, семейные проблемы, тусовки и так далее. Сейчас никому не нужно выстраивать своё собственное мировоззрение – многие просто пичкают себя чужими мнениями и плевать хотели на саморазвитие. Только студенты, учащиеся в каких-нибудь филологических институтах, способны мыслить самостоятельно и видеть этот мир намного глубже, чем его видят другие. Или такие одиночные умные люди, как я, ты и Джозеф. И это огорчает, правда. Мне очень хочется, чтобы эссентизм получил развитие и хоть какую-то известность, но зная, что происходит сейчас в мире… Такое тем более невозможно.