Кто угодно принял бы этого человека за обыкновенного сумасшедшего, но он таковым не являлся. Он был колдун, как говорила миссис Мюррей. Я видела, как он собственными руками убил человека в этой самой комнате.

– Вы думаете, от ментального театра будет польза?

– Всенепременно. Вскоре его преподобие выйдет из своего тоннеля укрепленным, так же как и вы вышли из своего. – Мистер Икс почувствовал, что такое сопоставление мне не по душе, и снова улыбнулся: – Я знаю, мисс Мак-Кари: его счет больше вашего, но он и платит больше. А теперь дайте мне мою скрипку по-настоящему.

У вас когда-нибудь возникало ощущение, что ирреальность имеет свои градации?

Жаль, что вас не было рядом со мной в тот момент, когда я исполняла пантомиму «передача скрипки». Потому что, раз уж мистер Икс сказал, что этот инструмент «настоящий», для меня он оказался гораздо весомее. Мой пациент принял скрипку и на сей раз действительно (?) заиграл неистового Паганини.

Мне вспомнилась беседа Алисы с Чеширским Котом. Это происходило примерно так:

– Здесь все сумасшедшие, – говорит Кот.

– Я не сумасшедшая, – возражает Алиса.

– Разумеется, ты сумасшедшая. Иначе ты бы здесь не оказалась.

4

Когда я шла по восточному крылу, навстречу мне по западному двигалась Нелли. Она несла металлический лоток с инструментами для обработки язв. Мы встретились у лестничной площадки.

– Ты с ней так и не поговорила? – Нелли намекала на странности в поведении Брэддок.

– Не было возможности. Но предоставь это дело мне. И не беспокойся.

И действительно, сейчас мне прямо не терпелось поговорить с Брэддок: ведь я еле-еле сумела удержаться, чтобы не обсудить свое ночное приключение с моим пациентом.

Правильно ли я поступила? Этого я не знала, но Мэри Брэддок – моя подруга, а не подруга мистера Икс. Он бы закинул ее в мешок с паучками наравне с остальными, но мне хотелось первой поговорить с Мэри, прежде чем о ее странностях узнает кто-то еще.

В Кларендоне все беспокоятся о человеке, который написал абсурдную книгу и испытывает непристойное влечение к девочкам?

Ну и пусть, а я беспокоюсь о Мэри Брэддок, женщине благоразумной и пристойной. И можете считать меня наивной.

Я не хотела, чтобы даже Нелли узнала о ночных прогулках Брэддок. Нелли Уоррингтон была сама прямота, как и ее высокое тело с длинными руками и ногами. Она никогда не ходила на непристойные спектакли («Разбитая посуда» была лишь исключением) – ей нравились музыкальные комедии на темы сказочного Востока или Дикого Запада. Даже изящные постановки классики на современный лад ее скандализировали. Расскажи я про Брэддок – и Нелли сразу кинулась бы за помощью. И меня не удивляло неведение самой Нелли: она всегда спит как бревно, поскольку Нелли – единственная медсестра, у которой, помимо полной рабочей ставки, имеются муж и дети. Муж ее работал клерком в порту, в средствах они были не стеснены, и за детьми присматривала няня, которая проживала отдельно. Вот почему Нелли дозволялось два раза в неделю уходить ночевать к себе домой; воскресные вечера и некоторые субботы она проводила с детьми. А еще я знала, что Нелли, будучи суфражисткой, упрямо отстаивает свое право на труд. Но итогом этой борьбы оказался недостаток сна в пансионе и сон урывками дома, и, чтобы разбудить Нелли Уоррингтон посреди ночи, требовалось нечто большее, нежели босые ноги и скрип половиц.

Что касается всех остальных, то, если мои товарки что-то и слышали, расположение комнат на этаже могло навести их на мысль, что кто-то ночью вышел в уборную.

Правду знала я одна. И мне одной полагалось разрешить эту загадку.

– Энни, я не хочу, чтобы случилось что-нибудь еще, – сказала Нелли, когда мы спускались по лестнице.

– Я тоже не хочу, можешь мне поверить. Я с ней поговорю.

Внизу в холле мы увидели Сьюзи. Увидеть Брэддок никакой возможности нет, сообщила она на своем птичьем языке: старшая медсестра все утро проведет вместе с Понсонби и сэром Оуэном, ее будут инструктировать. Сьюзи была как на иголках: до нее дошли слухи, что извозчики отказываются забирать пассажиров из Кларендона. Но одна из служанок тотчас развеяла ее страхи. Все работает как обычно. А вот миссис Гиллеспи на кухне рассказывала, что поезда отправляются с вокзала с некоторым опозданием, поскольку утром полиция проверяла вагоны: исчезло сокровище из «Женщины, написанной японцем». «Вот ведь позавчера еще она должна была выступить в новом поиске, а ее и нету!» – причитала миссис Гиллеспи. Многие считали ее уже мертвой. Другие обиняками намекали на похищение для некоей «красной комнаты».

Все это нам нашептала служанка.

А потом стало тихо.

Думаю, что тишина после таких слов (я уже встречалась с подобным в Эшертоне и Лондоне) происходит оттого, что никто не знает, что такое эта «красная комната», но все считают ее самым ужасным из возможных измышлений. Вот почему никто не отваживается ничего сказать, и, как следствие, мы продолжаем оставаться в неведении, что же это за комната. И это нас страшит.

А в подвале снова кипела работа. Мужчины уже ушли (по крайней мере, временно), но теперь по лестнице вверх и вниз сновали служанки, которым было велено привести «в наичистейший, вот же ж как» вид (так выразилась Гетти Уолтерс) гримерку первого актера, которого ожидали к вечеру и с которым Понсонби приказал обращаться с особой предупредительностью. Не было недостатка в комментариях более или менее пикантного свойства, но чаще всего всплывало предположение, что первый актер окажется актрисой, что выглядело совсем уже непристойно: воображение сразу же рисовало ее спящей рядом с Салливаном, с одной лишь разделительной шторкой между мужчиной и женщиной.

Кстати, а где же Салливан? Этим утром его никто не видел. Миссис Гиллеспи сообщила мне, что актер позавтракал очень рано. Может быть, сейчас он вместе с психиатрами… И тут я услышала знакомый голос:

– Как продвигается уборка гримерной?

– Уже заканчиваем, мисс Брэддок.

Момент был неудачный, я знала это еще раньше, чем заговорила. Но не попытаться я не могла.

Я остановила Мэри на спуске в подвал.

– Поговорить о чем? – Взгляд у нее стал подозрительный.

– Кое о чем. Ничего серьезного, – сказала я.

– Энни, дорогая, сейчас никак не получится. Попозже.

Но попозже появился актер на главную роль.

И все переменилось.

5

Я помогала Сьюзи с пациентами моего крыла, а когда мы закончили, уже вечерело. Брэддок объявила, что мы должны готовиться к встрече актера. Я спустилась раньше всех – ну, по крайней мере, собиралась… В холле уже стоял Питер Салливан.