Шрифт:
Закладка:
– Ребят, ну согласитесь, глупо тратить дни жизни только на ожидание смерти! А ведь мы даже не знаем, есть ли что-то там, за чертой! Не лучше ли наслаждаться этой жизнью, стараясь прочувствовать каждый миг, каждый день и каждую ночь?
– Глупо или не глупо, — покачала головой Ольга, – тут как посмотреть. Жить сегодняшним днём — много ума не надо, поверь! Очень многие люди оставляют после себя только поношенную одежду и чувство облегчения у окружающих. Те, кто тупо наслаждаются каждым днём, редко наслаждаются им с умом. Тупо оно и есть тупо. И уж поверь, ещё реже они наслаждаются на том свете. Но и те, кто проживает жизнь в ожидании смерти, ничуть не умнее. Как бы ты ни ждал этого момента, как бы ни собирал посмертные узелки и ни оставлял многотомные завещания, как бы ни фантазировал, что будет после, смерть почти всегда наступает неожиданно. Редко кто оказывается к ней реально готовым, и это особенные, уникальные люди. У ос-тальных ожидание смерти сводится к тупой бесполезной браваде. Как и девиз жить здесь и сейчас!
– Так что же, я глуп, что радуюсь каждому прожитому дню? — закипая, но ещё сдерживаясь, спросил попутчик. Однако прежде, чем Сатана ответил, Дионисий оторвался от созерцания приносящихся за стеклом полей и положил конец спору:
– Брейк, ребята, брейк! Вы оба, прежде чем говорить, научитесь сначала слушать, хотя бы друг друга! Радоваться жизни и прожигать её бесцельно — это не одно и то же! Всё! Всего десяток слов, а спору уже на полчаса! Голова раскалывается вас слушать!
Сатана усмехнулся в зеркало пассажиру и кивнул на Дионисия:
– Суров у нас батюшка, суров! А раньше, между прочим, люди с такой харизмой и напором целые страны в Крестовые походы отправляли!
Дионисий резко дёрнул плечами и промолчал, устремив взгляд снова на дорогу. По обе стороны от трассы тянулись жёлтые поля, словно отражая в себе солнечные лучи. Иногда прямо посреди полей виднелись небольшие околки.
Зелёная кипящая пена их ветвей придавала полям шарм, какой придаёт девичьему лицу одна маленькая, но очень и очень симпатичная родинка.
– Святой отец, ну чего ты разворчался-то? Заповедей вот тоже всего десять, а толкований к ним две тракторные тележки наберётся, а то и более! Один только поимённый список исключений из шестой на несколько километров мелким почерком! — Ольга, смеясь, стукнула Дионисия по плечу, а тот неопределенно улыбнулся и промолчал. Минут через пятнадцать Сатана притормозил машину около закопчённой кирпичной остановки, на крыше которой жутко чернело непонятное высокое пепелище.
– А у вас тут до сих пор инквизиция лютует? – кивнула на крышу остановки Ольга. Седой проследил глазами направление взгляда девушки и легко отшутился:
– Ну что вы, сударыня, мы отсюда космические корабли запускаем! Вот и обгорело всё. У американцев Канаверал, а у нас остановка в Калиновке!
Ольга кивнула на лестницу у остановки и поддержала шутку:
– То-то я гляжу, уже две ступени отошли!
Седой доброжелательно улыбнулся и продолжил серьезным голосом:
– Это пацанва перед Иваном Купала покрышки жжёт наверху, каждый год такое безобразие. Хотя и в мои годы ни одну Ночь Творила не пропускали. Но, думаю, лет через пять и эта традиция сойдёт на нет.
Пожав левой рукой ладонь Дионисия, седой галантно поклонился Ольге и вышел из машины. Потом помахал им вдогонку рукой и размашисто, суетно перекрестил.
– Какой интересный дядька, о нём бы книги писать! Но вот же парадокс, в войну такие становятся героями, а в мирное время никому не нужны. Ведь даже у тебя он вызвал отторжение, святой папаня! Хотя по сути он сказал ровно то, чему ты и сам учил на проповедях. Или я неправ? — легко входя в поворот, ехидно говорила Ольга, больше следя за реакцией собеседника, чем за дорогой. Священник задумался и во время очередного виража больно стукнулся головой о стекло. Потирая висок, он грустно кивнул и смело посмотрел в глаза собеседнику.
– Ты снова прав, Коля. Как ни стыдно признаться, я просто позавидовал этому человеку. Он мечтает нянчить внуков и благодарит Бога за изувеченную руку, строит планы на будущее, которого у меня уже точно нет… Он живёт в гармонии с собой и со всем миром сразу, он искренне любит людей и радуется жизни. А я в последнее время только жалею себя за будущую смерть, хотя она так и так была неизбежна. Я ругаю себя за неправильно прожитые годы и в своих ошибках всё-таки малодушно виню других. Веришь — нет, жалею что на Новый год не посмотрел салют. Вроде бы и мелочь, и никогда его не любил, но ведь это был мой последний новогодний салют!
Сатана в ответ промолчал и принялся очень пристально следить за стрелками на панели приборов. Потом перевёл взгляд на болота, что тянулись по обе стороны от дороги. Вода в этих болотах цвела так сильно, что запах гнили пробивался даже в салон автомобиля. Кое-где из воды торчали коряги, но и они были плотно покрыты густыми зелёными водорослями, как ковром.
– Вот такая она, зависть! Как только попадёт в душу, хоть немного, хоть чуть-чуть — всё, пиши пропало! Заполнит душу человека снизу доверху, так что свет туда больше не попадёт. Убьёт в душе всё живое, что было раньше. И что же остаётся? Ничего! Гниль! В душе, и в воде! Впрочем, моим ребяткам это только облегчает работу, – глухо рассмеялась Ольга грубым голосом.
– В какой воде? Я не понял.
– В стоячей. Той, которая перестала двигаться вперёд и замерла на месте. Она зацветает и начинает гнить, как те лужи по обочинам. Как твоя душа. Поверь на слово, дружище, от твоей зависти вони было не меньше, чем от болота на обочине. Вот так!
Священник открыл окно и сделал глубокий вдох. Когда наконец он откашлялся, Сатана, усмехаясь, подал другу бутылочку воды.
– В следующий раз, когда позавидую кому нибудь, буду вспоминать эту вонь!
Дьявол пожал Денису руку.
– Хороший ты мужик, святой отец, цельный. Умеешь свои ошибки понимать, принимать и исправлять! А это дано далеко не всем. Я не ошибся в тебе тогда, когда на потолке сидел. И это радует. И это дает мне надежду!
