Шрифт:
Закладка:
– Слушаю, старший лейтенант Жуков… Да, узнал… да… я вас понял. А сведения точные?.. Понял вас, в-выполняю!
Положил трубку на место, обернулся, ошарашенный взгляд несколько мгновений не отрывался от красно-коричневого борта контейнера в заднем окне. Достал из разгрузки рацию.
– Я Жук-один, я Жук-один, останавливаемся! – произнес хрипло.
Повернувшись к водителю, произнес громко и зло:
– Т-тебя это тоже касается!
Водитель тихо пробормотал себе под нос нечто нехорошее и нарочито резко нажал на тормоз. Машину тряхнуло, офицер едва не «клюнул» носом лобовое стекло. Едва машина остановилась, подхватил автомат и выскочил на раскисшую землю. Водитель разочарованно хлюпнул большим, с красными прожилками носом. Маленькая месть не удалась. Ибо какая это месть, если на нее не обращают внимания? Блеклые губы тихо произнесли:
– Локшевая работа…[38]
Жуков остановился у заднего борта КамАЗа. На петлях грузового контейнера висела большая свинцовая пломба. Рукой почесал затылок.
– Вань, случилось чего? Зачем остановились? – подошел лейтенант Григорянц, молодой, еще ни разу не бывавший в горячих точках офицер. С двумя «Тиграми» и пятью рядовыми он сопровождал груз.
– Да сам не знаю толком, хрень какая-то, – Иван недовольно щелкнул суставами пальцев. – Якобы содержимое контейнера подменили. Комбат приказал вскрыть.
– Нам, татарам, все равно, что водка, что пулемет, – хохотнул Григорянц, армянин по национальности, – лишь бы с ног валило. Приказали – сделаем!
У водителя нашлись ножницы по металлу, ими перекусили проволоку. Свинцовая пломба плюхнулась в лужу, разбросала грязные капли. Трое солдат навалились, сдвинули с места тяжелую дверь. Вдоль стен – деревянные ящики до потолка, дальше все терялось во мраке.
Жуков заскочил внутрь контейнера. Включил фонарик на мобильнике и прошел вслед за осторожно бегущим по металлу пола световым пятном вдоль узкого прохода, делившего контейнер напополам.
То, что искал, лежало сразу за кабиной, закрытое плотной серой тканью. Аккуратно сдвинул ее, луч света высветил веретенообразный предмет, размером с двухсотпятидесятикилограммовую авиационную бомбу с надписью черной краской на боку: «W85».
Холодок, уже давно угнездившийся где-то в груди, спустился ниже, дошел до пальцев на потных ногах. Иван вытащил телефон, несколько мгновений лихорадочно искал номер комбата. Нашел, пальцы торопливо забегали по сенсорам.
Трубку сняли тут же – итоги обследования контейнера ждали с нетерпением. С губ, сведенных чертовой судорогой, сорвались тихие слова:
– Я нашел ядерный заряд. Мои действия?.. Да… Да… А по срокам что? Неизвестно… Есть!
С растерянностью, перешедшей через секунду в инстинктивную, отчаянную готовность к решительному, а может, и последнему бою, постоял перед страшной находкой, потом стремительно прошел между ящиками и спрыгнул на землю. На лицо легла маска холодной решительности и жесткости. «Скорее всего, бомбу отслеживают, так что если она начнет двигаться от Новосеверного, то взорвется в любой момент. И что? Думаете, испугаюсь вашей бомбы? А фиг вам!» Он все для себя решил. Он вовсе не был суперменом из дешевых американских боевиков – он всего-навсего прибежал на пожар раньше других и принялся, как мог, тушить его. Раз сложилось так, что довелось это делать ему – значит, он пойдет до конца. Мальчишка спецназовец просто не мог поступить по-другому – спасаться самому, а не спасать других. Так он был воспитан, так учили его детские сказки, впитавшиеся в душу с материнским молоком, так поступали герои прошедших войн, а России их пришлось пережить множество. Разве те, чьи останки с насквозь проржавевшими винтовками в руках до сих пор находят в родной земле, поступали по-другому? Сжимали зубы и выполняли долг до конца. Он будет уводить машину от людских поселений до тех пор, пока взрыв не сможет им повредить даже теоретически.
Оглянулся, нашел взглядом начальника конвоя.
– Лейтенант Григорянц, ко мне!
Тот подошел, остановился напротив и посмотрел недоверчиво.
– Иван, ты чего? – Интонация подсказывала, что он в самом деле удивлен. Не принят был в спецназе между офицерами казенный стиль общения, тем более между почти равными по званию.
– Товарищ лейтенант, приказываю забрать моего водителя и на максимальной скорости уходить к Новосеверному, – закаменел лицом Жуков.
Лейтенант отвел взгляд в сторону, потом посмотрел в глаза товарищу.
– Что происходит? – ответил резким тоном. – Может, объяснишь, что случилось?
– Товарищ лейтенант! – взревел Жуков, несколько мгновений офицеры мерились яростными взглядами. – Я назначен старшим!
«Вот упрямый армянин! Но храбрец, несомненно храбрец. Как тут не поверишь, что его предки побеждали при соотношении один к двадцати[39]».
Лейтенант продолжал сверлить Казака упрямым взглядом.
Ванька Жуков катнул желваками:
– Отстань, а? – произнес неожиданно тихо и устало. – Просто сделай, как я сказал. Так будет лучше. Это личный приказ адмирала Моисеенко, а комбат в курсе…
Лейтенант молчал, не отводя горящего взгляда карих глаз от товарища.
– Хорошо, в контейнер подкинули бомбу. Приказано вывезти ее как можно дальше от Новосеверного и поселка драуни. На тебе люди, уводи их.
Он не соврал, просто сказал не все. Не стоит расширять список тех, кто знает, что именно лежит в кузове.
– Я с тобой.
– Нет, – встретив вновь упрямый взгляд товарища, добавил: – Рисковать двоим это лишнее, я принял решение – уводить грузовик буду я. И все на этом, Давид!
Глаза лейтенанта предательски блеснули, и он сдался. Отвернулся, махнул рукой подчиненным, дескать, поехали. Дождавшись водителя КамАЗа, «Тигры» рванули с места, как ракеты, и тут же вильнули на обочину, объезжая грузовик, помчались, разбрызгивая лужи грязными каплями, в сторону моря. Еще через десяток секунд Иван прыгнул за руль грузовика, снял тормоз, машина двинулась с места. Принялся лихорадочно выворачивать руль, разворачивая КамАЗ в обратную сторону.
Под капотом разъяренным медведем ревел мотор. Плюясь из-под колес каплями смешанной с грязью и снегом воды, КамАЗ на максимальной скорости мчался по нетронутой человеком весенней тундре, объезжая ухабы или перемахивая их поверху, тогда машину подбрасывало над землей. С каждой секундой она все дальше удалялась от целей неведомых ядерных террористов – от людских поселений. Офицер словно влитой сидел на водительском сиденье. Побелевшие от волнения губы шептали слова старинной казачьей песни.
На горе стоял казак – он Богу молился.
За свободу, за народ низко поклонился.
Машина немного притормозила и съехала на проселочную дорогу, ведущую в глубь тундры.
«Все же классная машина… Какой бы еще грузовик пережил такое обращение?»
Потом мысли перекинулись на злобу дня. То, ради чего рисковал жизнью, пылало в мозгу, видения из детства и короткой взрослой
