Отхлёбывая из кружек крепкий ром, мужчины на время замолчали. Каждый из них думал о своём. Наконец Сезар не выдержал и осторожно обратился к другу с просьбой:

– Ты ведь теперь знаешь, где они обитают. Проведёшь меня к ним?

Мишель, чуть не подавившись, устремил на поэта удивлённый взгляд.

– Нет, конечно нет! Зачем ты спрашиваешь об этом?

– Просто я подумал, если Абраксас исполняет желания, то… – Сезар не успел договорить, как, стукнув кулаком по деревянному столу, его перебил Мишель:

– Не смей, слышишь? Не смей искать с ними встречи. Ты прав, Абраксас реален. Но он не фокусник и не джинн из восточных сказок. Я видел, как люди убивали собственных детей в обмен на его дары. Каким бы ни было твое желание, оно не стоит того, чтобы обращаться за его исполнением к древнему божеству.

Таверна исчезла, и на вновь появившихся перед глазами девушки старых страницах она прочла слова Нострадамуса:

Долгие годы я бы твёрд в своих убеждениях, и за это судьба благоволила ко мне. Я поступил в университет и осуществил свою мечту, получив докторскую степень. Простой мальчишка Мишель де Нотрдам стал учёным, доктором Мишелем Нострадамусом. Я продолжал своими силами бороться с чумой и нередко мне это удавалось. Чуть позже я перебрался важен и повстречал Адриет – мою первую настоящую любовь. Наша милая, чудесная дочь Мари, появившаяся на свет в одну из зим, сделала нас с Адриет самыми счастливыми людьми на Земле. Несколько лет мы жили в спокойствии и любви, пока не наступил 1537 год…

Картинка снова изменилась. Теперь перед взором Мадлен предстали серые улочки Ажена. Пытаясь спрятаться под плащом от осеннего промозглого ветра, по мокрой дороге устало брели двое путников. В повзрослевших и загрубевших мужчинах девушка узнала деда и его друга.

– Наверное, приятно возвращаться домой после успешного спасения стольких жизней, – устало улыбаясь, спросил Сезар.

– И не говори. Месяц вдали от дома тянулся, словно год, – кивнул Мишель.

– Как всё-таки чудесно, что мы встретились на том постоялом дворе. А то кто знает, когда бы судьба вновь свела нас вместе.

– Ты так и не рассказал, что делал в той забегаловке, – поинтересовался лекарь, сильнее кутаясь в мокрый плащ.

– Даже вспоминать стыдно, друг мой, – отозвался поэт. – Одна знатная госпожа пригласила меня в письме скрасить именины её дочери своими стихами. Я прибыл по указанному адресу, а вместо богатого поместья нашел старый трактир. А про эту госпожу в округе никто и слыхом не слыхивал. Так что в последнее время мне совсем не везёт.

– Не отчаивайся, придёт время, и твои стихи будут декламировать в самом Лувре, – пытался подбодрить друга Мишель. Сезар благодарно улыбнулся, не сильно веря в слова приятеля.

– Холодно… – поёжился Сезар, шмыгнув покрасневшим носом.

– Потерпи немного, сейчас Адриет накормит нас тёплым ужином.

– Жду не дождусь! А как там малышка Мари? Наверняка уже сделала свои первые шаги.

– Да, она просто умница, – улыбнулся Мишель, вспоминая о дочери. Лекарь достал из-за пазухи небольшую куклу с белым фарфоровым личиком и, показав поэту, добавил:

– Везу ей подарок. Видеть улыбку этого крошечного создания для меня лучшая награда.

Спустя некоторое время мужчины наконец добрались до крыльца заветного дома. Стряхнув на пороге дорожную пыль, Мишель постучал в дверь. «Странно, в окнах темно, обычно Адриет зажигает свечу, ожидая меня, – забеспокоился лекарь. – Быть может, она не получила моего письма, в котором я сообщал о своём возвращении».

Мишель постучал снова. Но дверь не спешила открываться. Тогда, приложив ухо к двери, мужчина прислушался. В доме было тихо.

– Не понимаю… – в растерянности прошептал Мишель.

Раздался знакомый скрип, и на соседнем крыльце показалась худенькая старушка – мадам Люмен.

– Не стучи, милый, она не откроет тебе, – просипела старушка. Голос пожилой француженки звучал тихо и скорбно. Сердце Мишеля сжалось, предчувствуя беду.

– Мадам Люмен, почему вы так говорите? Где моя жена? Где Мари?

Старушка медленно спустилась с крыльца и, не обращая внимания на ветер, побрела в переулок между домов. Не произнеся более ни слова, Мишель последовал за ней. Обогнув ряд невысоких домов, мадам Люпен вышла к лугу, простиравшемуся за городом. Там, средь увядших трав, она остановилась. Перед ней над землёй возвышалось два черных холма, каждый из которых был увенчан простым деревянным крестом.

– Они здесь, милый… они здесь, – прошептала старушка.

В этот момент мир Нострадамуса рухнул. Словно висельник, лишившийся последней опоры, он повис между жизнью и смертью. Ноги подкосились, и Мишель рухнул на холодную землю. Он уже не слышал ни торопливых шагов Сезара, ни тихих причитаний мадам Люмен. В ушах гудел ветер, будто из прошлого доносивший до Нострадамуса весёлый детский смех и нежный женский голос. Горячие слезы заливали лицо, размывая очертания двух одиноких могил.

– Чума пришла к нам внезапно, – тихо заговорила мадам Люпен, – Адриет и Мари ушли быстро… почти не мучались. Городское кладбище сейчас переполнено. Мы похоронили их здесь.

Из-под мужского плаща на землю выпала прелестная куколка. Вцепившись в неё холодными пальцами, Мишель опустил подарок на могилу дочери. Как только фарфоровое личико коснулось свежей земли, из груди Нострадамуса вырвался крик – безумный, дикий. Стоя на коленях перед могилами близких, мужчина рыдал, не сдерживая своей боли. Его горькие всхлипы ветром разносились далеко за лугом. Сердце, словно пронзённое сотней мечей, медленно умирало в груди. Мужчина, вернувший с того света десятки человек, оплакивал тех, кого спасти не успел, но за жизнь которых отдал бы свою собственную. Подле убитого горем друга на колени опустился Сезар. Осторожно коснувшись рукой плеча Нострадамуса, он тихо прошептал:

– Не вини себя, никто не мог этого предвидеть.

Последнее слово молнией ворвалось в сознание Мишеля. В памяти мгновенно всплыла гранитная статуя и жуткий голос:

«Прими мой дар…»

Сорванным, хриплым голосом, лишённым жизни и света, мужчина произнёс:

– Я мог. Если бы тогда, девять лет назад, принял дар Абраксаса.

Сезар не сразу догадался, о чем идёт речь, а поняв, ужаснулся.

– Нет, мы же договорились больше не вспоминать и не произносить это имя.

– Он был прав. Он знал, – отрешённо произнес Мишель.

– Что знал?

– Что я вернусь к нему.

Видение медленно рассеялось в тумане, возвращая фрейлину в настоящее. Ноги и руки девушки, что лежала всё это время в неудобной позе, успели затечь и сейчас покрылись неприятными покалывающими мурашками. Мадлен заморгала. Свечи, стоявшие на столике, погасли, и в комнате воцарилась тьма.

«Нострадамус пережил огромное горе. Мама никогда мне об