Аня беспомощно огляделась. Вокруг нее бушевала самая настоящая метель. Складывалось ощущение, что она находится в центре снеговой бури. Ничего вокруг не было видно. Она по-прежнему сидела в сугробе, упираясь коленом в то, обо что споткнулась. Она стала разгребать снег руками, ища то, что помешало ей на пути. Вытащив, она замерла от изумления с открытым ртом.

Это была женская сумка. Не большая и не маленькая, черная кожаная, на длинном тонком ремешке, туго набитая чем-то. Аня, позабыв обо всех предупреждениях последнего времени: не трогать оставленные без присмотра предметы, расстегнула на ней молнию.

- Господи! - выдохнула она, чувствуя, как ее замерзшая кровь разгоняется по жилам. - Этого не может быть!

Она тут же подскочила на ноги, развернулась и, позабыв о том, что может заблудиться в снеговом вихре, помчалась обратно к кофейне.

Ей казалось, что она бежит быстро - стремглав, как любил говорить ее отец. Но на самом деле она больше спотыкалась и падала, пытаясь найти ступеньки кофейни, рассмотреть в белой каше вывеску. Наконец Ане показалось, что она видит бегущую дорожку из желтых огоньков на высоте двух с лишним метров.

Бармен - умница, не дожидаясь темноты, включил подсветку.

- Вы? - изумленно уставился он на нее.

Странно, что узнал. В зеркале она самой себе напомнила снежную бабу. Лишь глаза были живыми и горели адским пламенем.

- Что-то случилось? - обеспокоенно поинтересовался он.

Руки его, по-прежнему сжимавшие полотенце и очередной пивной бокал, замерли.

- Да, - еле просипела она, подходя на негнущихся замерзших ногах к барной стойке. - Теперь я знаю, куда она подевалась!

- Кто?

Аня швырнула на барную стойку черную женскую сумку и потыкала в нее пальцем. Хотела все объяснить про находку, но вдруг некстати вспомнился тайный разговор ее нового парня с его бывшей возлюбленной, который она случайно услышала и ничего не поняла.

Соня - его бывшая или нет? Что она должна терпеть? Почему он вообще ее целует?

Тепло кофейни словно накрыло ее пуховым одеялом. Ноги оттаяли, пальцы перестали быть словно сухие палочки. Она уловила запах корицы и ванилина. Готовилась выпечка для вечерних посетителей. Бармен еще этот с чистым полотенцем и сверкающим чистотой бокалом! Смотрит на нее так участливо, что она…

Возьми и заплачь!

- Может, кофе? - поинтересовался он обеспокоенно.

- Нет. - Аня мотала головой, размазывая по щекам слезы.

- Коньяк, - провозгласил он через десять секунд, двинув по прилавку в ее сторону пузатую рюмку на низкой ножке. - Выпейте немедленно!

Она выпила, отдышалась. Позволила ему снять с себя пуховик, шапку. И попросила налить еще.

- Что-то стряслось?

Его глаза были невероятно добрыми.

- Нет.

Подумав, Аня решила не откровенничать. Рассказами о себе и Саше вряд ли можно удивить бармена. Он таких историй наверняка слышал сотни.

- Просто замерзла. Просто упала. Упала, а потом замерзла.

Она медленно тянула коньяк из пузатой рюмки.

- И не пошли к себе в номер, а вернулись сюда, - закончил за нее бармен с понимающим кивком.

Доброта в его глазах разбавилась недоверием. Его право. Он угадал. Она не пошла в коттедж, потому что ее парень в телефонном разговоре со своей бывшей девушкой целовался!

Плевать! Папа не зря удивлялся, провожая их с Сашкой в аэропорт. С хорошими друзьями сложно строить серьезные любовные отношения. Так, кажется, он сказал ей, целуя на прощание, и добавил, что это почти как с родственником.

Аня нацелила взгляд на бейдж бармена.

- Олег? - спросила, вытягивая в его сторону ладошку лодочкой. - Аня.

Он осторожно пожал кончики ее пальцев и вежливо улыбнулся.

- На самом деле я вернулась сюда не потому, что мой парень оказался сущим засранцем. А это так!

Она рассказала бедному Олегу про несчастную Сашкину любовь к Соне. Как он переживал, а она - Аня - вытаскивала его из депрессии и задаривала дорогими подарками. Имела возможность. Папа обеспеченный. Мама оставила ей наследство.

- А почему? - неожиданно прервал ее стройный рассказ бармен.

- Что почему?

Она медленно моргала и улыбалась. Коньяк! После холода сразу две порции…

- Вы сказали, Аня, что вернулись сюда не из-за своего парня. А почему?

Его добрый взгляд сделался нетерпеливым. Она неожиданно устыдилась. Парень работает, а она тут слюни распускает.

- Потому что я нашла вот это. - Аня двинула по барной стойке черную женскую сумку.

- И? - Олег широко развел руками и, вытянув шею, слегка качнул головой.

- Это сумка пропавшей девушки. Помните, четыре дня назад по радио объявляли, что поиски прекратились из-за начавшейся метели?

- Еще бы не помнить! - Он заметно разволновался. - Ее две недели искали, пока погода стояла хорошая. Следы вели в горы. Полиция сделала вывод, что она, поссорившись с подругами, ушла гулять, заблудилась и…

- Никакого «и».

Аня потрогала языком губы: они горели, потому что их обветрило. На морозе не стоило их облизывать, хотя бабушка ее предупреждала и об этом тоже.

- Откройте сумку, - потребовала она.

Олег потянулся к ней, но вдруг отдернул руки.

- Не стану. Зачем мне?

- Ой, тогда я сама. Я ее уже открывала. - Она потянула за молнию и широко распахнула дамскую сумочку. - Видите, что там?

Олег смотрел не моргая.

- Правильно. Белая женская блузка, вся в крови. Про нее по радио тоже говорили. Пропавшая девушка была именно в белой шелковой блузке. Олег, у вас по-прежнему имеются сомнения?

- В чем? - Его взгляд не отрывался от окровавленного шелка.

- В том, что девушка ни разу не заблудилась. Ее убили! А представили всем эту историю так, будто она куда-то ушла и так далее. Так что… - Она снова облизала горевшие губы и, раскинув ладони, потребовала: - Звоните в полицию!

Глава 2

Все, что он хотел: отдохнуть и покататься на лыжах. Все! Не хотелось ничего вообще, кроме снега, лыж и скоростного спуска с горы.

Про ветер в ушах - это, конечно, лишнее. Он не мог свистеть в ушах на спуске в принципе. Во-первых, скорость не та. Во-вторых, он был в шапке. И тот, кто говорил про ветер, тоже был в шапке. А про свист в ушах - это лишнее.

Лишнего на отдыхе оказалось много. Толпы народу. Кататься приходилось уходить на дальний склон. Канатки там не было, добираться хлопотно. Он уставал. Удовольствие скрадывалось, но он терпел.

Поначалу было