очень далеко. Но путь этот казался ему знакомым. Он совсем не страшил его. Казалось, что когда-то он уже доходил до звезд, расстояние не такое уж непреодолимое. Нет, нет! Вот еще немножко, еще чуть-чуть… Но тут он заснул, а когда проснулся, небо начало светлеть, звезды погасли и занялась утренняя заря. И тут произошло что-то совсем неожиданное. Зазвучала музыка, такая тонкая, такая нежная и светлая, что он понял: она родилась из света.

Настоящий живой свет рождает музыку — вот что он понял сейчас, и ему показалось, что он понял тайну света. И такая радость переполнила его! Пойти к Ней. Скорей к Ней и сказать, что он узнал сейчас. Донести до Нее музыку света, которая звучит в нем.

— Девочка моя! Моя любимая! Послушай! Я спою тебе сей¬час мелодию, которая родилась из света. Настоящий свет рождает музыку. Ты, конечно, это всегда знала. Но теперь и я знаю. Девочка моя! Мой Цветок!…

— Минуточку, минуточку… Мое почтение.

Перед Томом вырос кто-то в огромных сапогах, в бархатном камзоле и широкополой шляпе. Он снял шляпу и изогнулся в низком поклоне, почти волоча шляпу по земле. Когда распрямился, стали видны огромные усы и зеленые глаза. Кот в сапогах, который изо всех сил хотел выглядеть человеком, и очень важным. Еще бы! Ведь он был приближенным лицом самого Правителя.

Том хотел пройти. Усатый вельможа мешал ему. Тому так нужно поскорее к Девочке-Цветку, которая куда-то подевалась и не откликалась на его зов.

— Простите, мне надо идти, — сказал он Усатому; но не тут-то было.

— Я лучше знаю, куда Вам надо идти, — отпарировал Кот в сапогах, — Вы сочинили сейчас некую мелодию, но вот вопрос: прославляет ли она нашего Господина?

— Какого Господина?

— То есть как, какого?! Нашего Правителя, Владыку света!

— Да уж, как же! Он не намерен прославлять нашего преславного Владыку! Мне это точно известно.

Это сказала долговязая женщина в юбке, кончавшейся огромным шлейфом. Голова ее была покрыта каким-то красным платком, а в руке она-держала палку. А может быть, палка и шлейф вместе были просто большой метлой, на которую она уселась верхом, а эта важная дама была обыкновенной Бабой Ягой?

«Как всем хочется казаться солидными людьми», — подумал Том. И все это соседство ему ужасно не нравилось. Ему даже показалось, что он забудет мелодию, не донесет до Нее.

— Пожалуйста, пустите меня. — взмолился он.

— Пустить?! Как же! Да мы все знаем про тебя. Ты из тех, кто полагает, что у света есть тайна. А наш Господин учит, что свет и тайна несовместимы. Тайна прячется во тьме, а свет наше¬го Правителя ее разоблачает. Он, видите ли, сочинил музыку. Да знаешь ли ты, что такое настоящая музыка, прославляющая нашего Владыку? Оркестр! — И Баба Яга взмахнула своей палкой, которая — Том мог бы поклясться в этом — была метлой и ничем другим.

И грянула музыка. Музыка?! Лязг. Грохот. Не лад, а разлад, не строй, а расстройство. Но какой грохот, какой натиск! Какая ярость!

Том почувствовал, что выдержать этого он не сможет. Эта «музыка» хлестала его, как бичом, сметала с земли. Он силился позвать Ее, но разве в этом громе можно было расслышать его голос?

Что же Она-то? Она! Разве Она не слышит, что здесь делается? Она ведь могла останавливать их на полуслове, на полузвуке.

Тома охватило отчаяние. Но… Господи, кто это сумел все прекратить? Снова тихо. Ти-хо…

Снова можно дышать. Да ведь, оказывается, целый день про-шел. На небе уже звезды. Вокруг деревья… Такие спокойные… В их душу, в их тайну никто не врывается. Она целехонька. Такая огромная, такая бездонная… Он огляделся. И тут увидел в темноте маленькое светящееся личико и расслышал с детства знакомую песенку:

А я что-то знаю,

А я что-то знаю,

А я что-то знаю,

Знаю и пою!

— Помпончик!

— Он самый!

— Так что, ты можешь останавливать их, как Она и Оль?

— Выходит, что могу. А ты сам почему не можешь? Том пожал плечами и ответил:

— Наверное, потому, что ты что-то знаешь, а я еще нет. Мне казалось, что я столько узнал, но оказалось, что этого так мало!

— Ну да, ты еще не набрал тишины. Не посидел у костра с нашими братьями гномами.

— Не посидел.

— Ну так в чем же дело? Посиди.

И Том увидел костер в лесу. У костра, как всегда, сидели четыре гнома (а может, где-то прятался пятый? Так ему показалось). Время от времени гномы подбрасывали поленья в огонь. С ними говорить было нельзя. Он это знал. Они сами друг с другом не разговаривали. Только со звездами. Когда тишина будет такой полной, что можно будет расслышать звон со звезды, один из гномов ответит на своем особом языке, который понятен звездам, деревьям и еще очень тихому сердцу.

Звон со звезды. Вот он… Он действительно слышен. И — ответ первого гнома:

И вот в тиши открылось мне,

Что только на одной струне

Мир держится. Жизнь продлена,

Пока звенит одна струна.

Одна струна… Он ее слышал сейчас. Звон ее длился и длился и как будто шел через него, Тома, через сердце…

А гном продолжал:

И звон идет сквозь все сердца

В простор, не знающий конца.

Как бы у Господа в руке

Висим на тонком волоске.

И он способен удержать

Земную ширь, морскую гладь,

Небес раскинутых простор

И тяжесть ледниковых гор.

Вот только б дух наш стихший мог

Сберечь тончайший волосок…

У Тома перехватывало дыхание. Он вдруг почувствовал, что огромное небо и самая маленькая звездочка так тесно связаны друг с другом… Маленькая звездочка или маленькое сердце. Или что-то еще меньше, самое незаметное — внутри этой огромности. И все мироздание зависит от чего-то самого незаметного… Он поднял глаза к небу, как гномы. И — снова звон со звезды. И — ответ второго:

Огромно небо! Человек так мал!

Между людьми — зияющий провал

Немого неба. И в другую грудь

Через все небо пролагают путь.

Да, да, надо пройти через все небо. Это он уже понял. Чтобы