— Один останется здесь.

— Один? — возмутился я. — Почему один?

— Потому что это карантин. Смысл держать вас всех вместе? А что, если кто-то один заражен, а остальные нет? Что тогда?

— Тогда надо… — начал я, но Митчелл вмешался:

— Хрен с ним! — зло шепнул он. — Ты же видишь, с ним спорить бесполезно!

— А вдруг он нас всех по одному перебьет? Вдруг только для этого он и хочет, чтобы мы все в разных отсеках были?

— Ты уже согласился на его условия, — напомнил Митчелл, — так чего снова артачиться?

— Потому что он придумывает каждый раз новые геморрои, — ответил я, — то в карантин идите, то теперь по одному расходитесь. Дальше что? А если он нас вообще не выпустит, так и будет держать взаперти?

— Тогда и будем думать. И взаперти сидеть не будем, не бойся.

Я удивленно уставился на него, но Митчелл лишь подмигнул мне, мол, я знаю, что делаю.

Блин, с каждой минутой все лучше! Сначала гоняются твари, теперь попали к какому-то параонику, а сейчас мне нужно надеяться на «техника»? Пха!

Но в одном он прав — уже поздно сдавать назад.

Хрен с ними со всеми! С офицерским доступом я точно смогу выбраться из любого отсека. Но «рассекречиваться» вот так сразу я не собирался, во всяком случае, не выяснив, кто этот Айзек, что он делает, какие у него планы, и один ли он вообще? Может, их тут группа.

А может, они все «техники»?

Я подозрительно уставился на Митчелла. Нет, вряд ли. Если бы они были заодно, смогли бы как-то «опознаться», то и не нужно было бы устраивать все эти танцы…

Я кивнул, соглашаясь.

Мы с Митчеллом затащили внутрь отсека Майю, уложили ее на один из диванчиков (отсек оказался чем-то вроде «зала отдыха» или обзорной галереи с лавками, маленькой оранжереей и большими панорамными окнами, сейчас закрытыми защитными панелями).

Тут же вышли в коридор, а дверь за нами закрылась.

Еще несколько метров по коридору и очередной отсек. В него направился Митчелл, сделав мне знак: «все будет хорошо».

Угу, конечно. Вот как раз на тебя я и буду рассчитывать!

Далее я уже пошел один.

«Мой» отсек или, скорее, заготовленный для меня отсек, был жилым, рассчитанным на трех человек. Так понимаю, здесь должны были жить члены дежурной смены, сгинувшие неизвестно куда.

Вот, к слову, крайне интересный вопрос: куда они делись? Думаю, однофамилец сможет ответить мне на него, и я его обязательно задам.

Едва я зашел в отсек, как дверь у меня за спиной закрылась.

— Сними свой скафандр, оставь у двери.

— Еще что? — ехидно поинтересовался я, но собеседник иронии не понял.

— Оружие и одежду тоже там оставь. Я принесу все новое.

— Оружие?

— И одежду.

— Вот что, друг, — заявил я, — ты хотел, чтобы мы все посидели в карантине — мы посидим. Насчет всего остального речи не было.

— Теперь есть.

— Тогда иди в задницу! — мне вконец надоела эта наглость.

— Вдруг ты заражен, останешься в скафе, а я этого даже не увижу и…

— Я сниму шлем. Лицо мое будет видно, этого достаточно, — отрезал я. — Одежка моя меня всецело устраивает, а оружие уж тем более тебе никто не отдаст, так что все, разговор закончен! Займись нашими ранеными, и далее к тебе будет несколько вопросов… Сутки на карантин, я надеюсь, хватит?

— Хватит, — в голосе собеседника явно звучало недовольство, но ничего, переживет.

— Ну и все тогда!

— Скаф и оружие…

— Я сказал — разговор закончен! Мало ли, что может случиться. Я не хочу остаться вообще без защиты.

— Я тебе ее гарантирую.

— Кто ты такой? Я тебя вообще не знаю! А даже если бы и знал — плевать! В нынешней ситуации надеяться можно только на себя, и я себя всем необходимым обеспечил, поэтому ничего отдавать не буду. До встречи через сутки!

Собеседник то ли просто решил не спорить, поняв, что это бесполезно, то ли пошел думать над новыми аргументами. Как бы то ни было, но ответа от него никакого не последовало.

Я остался один, подошел к двери и проверил — закрыто. Открыть можно либо снаружи, либо удаленно.

Уже успокоившись, я отошел вглубь отсека, и тут же развалился на одной из коек. Устроившись поудобнее, принялся обдумывать сложившуюся ситуацию.

А обдумывать можно было долго и нудно, так и не найдя не то что какого-то решения, а даже не прояснив хотя бы для себя все.

Как это сделать, если ты не владеешь фундаментальной, первичной информацией, проще говоря — ни хрена не знаешь?

Да, этого типа, что тут засел, я не просто невзлюбил или не доверял ему. Я его, скажу откровенно, подозревал, и уже прямо-таки ненавидел. Чересчур мутный, опасливый и…да хватит и этого!

Вопрос, почему же я пополз сам в «тюрьму»? Просто на тот момент я мог либо прорываться с боем, что с большей вероятностью привело бы к смерти Марлин, либо же дать посадить себя «на карантин», и попытаться спасти Марлин.

Есть, правда, одно «но»: если Айзек задумал пакость, закрыл меня и моих товарищей, и он уверен, что мы ничего не сделаем и выйти не сможем — его ждет бо-о-ольшое разочарование: выйти я как раз могу. Дверь проверил — есть возможность удаленного доступа, аварийного открытия или…как я успел убедиться, открытия с помощью моих «офицерских прав». Просто великолепно!

Разумеется, возникает закономерный вопрос: почему бы мне не выйти сейчас? Потому что я опасаюсь. Я не знаю, один ли Айзек. Если их там несколько человек, можно запросто спровоцировать их на перестрелку, и тогда мой офицерский статус мне ничем особо не поможет.

Плюс, он может где-то закрыться, успеть устроить какое-то западло вроде аварийных блокировок дверей.

Нет, я и их смогу открыть, но потребуется время. А если я себя выдам, дам ему фору, то он может выкинуть что-то еще.

Нет уж! Подождем до завтра. Как он говорит, карантин отсидим. А далее будем глядеть. Если у него на уме какая-то пакость — он нас не выпустит. Если же нет, то и не надо голову ломать, меня выпустят, и тогда я смогу задать все интересующие меня вопросы.

Разумеется, очень хотелось верить и надеяться, что случится все по второму варианту, но подспудно я ожидал первого. То есть, опасался, что Айзек будет устраивать какую-то ловушку.

Ну-ну…

Скафандр у меня, пушка тоже, статус при мне. Что он мне сделает? Разве что во сне попытается прибить? Так ведь стоит только