Для дочери ярла и пары ее рабынь мы соорудили навес посередине корабля, сложили туда ее сундуки и рухлядь, и с попутным ветром тронулись в дорогу. Дагна не обращала внимания на порученных ей девок и большую часть времени проводила с Альриком и с нами, рассказывала про свои приключения, обменивалась пошлыми шутками, порой садилась на весла, не гнушаясь простой работы.

— Вы думаете, почему я до сих пор как бездомная собака, без своего корабля и хирда бегаю? Потому что вы, мужики, не умеете думать одной головой. Стоит мне только прибиться к чьей-то ватаге, сразу же там начинаются склоки: парни начинают решать, кто будет делить со мной одеяло. Один раз я ради смеха дождалась окончания спора. Было много драк, сломанных носов, отрубленных пальцев, хёвдинг уже и не рад был, что согласился меня взять в хирд. А потом победитель торжественно приперся ко мне и объявил, что отныне я буду спать с ним. Вот он удивился, когда я вышвырнула его прочь, пищал, что это нечестно, и что он заслужил это право. Еще бы ему не пищать после того удара промеж ног! Хуже всего, что после этого спор не затих! Ну хёвдинг и распрощался со мной поскорее, пока еще у него оставались люди. Пробовала я собирать и свою ватагу, но и там рано или поздно начинаются драки. Так что я плюнула на это дело и решила плавать одна. Или вот с такими временными попутчиками, как вы.

Рассказывая это, Дагна размеренно гребла, и все парни любовались на то, как перекатывались мускулы на ее руках. Ярлова дочь выглядела иначе: рыхлая, мягкая, округлая, от нее веяло уютом и домашним теплом. Она была точно коврига пресного хлеба: безвкусная, сытная и подойдет к любому блюду. Дагна же была похлебкой с щепоткой иноземной пряности: остро, жжется, слезы градом текут из глаз, но оторваться просто невозможно.

Плыли мы спокойно, без приключений. Лишь два раза видели другие корабли. Первый мелькнул на горизонте и ушел дальше, а второй внезапно заинтересовался нашим «Волчарой». Медленно и неуклонно он приближался к нам, великолепный драккар на тридцать пар весел, а значит, там было не меньше пяти десятков воинов.

Дагна ухмыльнулась, дождалась, пока драккар приблизился на две сотни шагов, схватила копье и швырнула его со всей силы девятирунного воина. Оно воткнулось в середину щита, вывешенного на борту, и ушло на ладонь вглубь. Люди на корабле все поняли и резко изменили курс.

На третий день плавания Дагне стало скучно, и она ради шутки привязала один конец веревки к руке спящего Рыбака, а второй закинула в море. Дул отличный попутный ветер, мы тоже заскучали, сидя без дела, а потому не стали ей мешать.

Какое-то время все было спокойно, а потом веревка начала разматываться и уходить в море.

— Да неужели? — воскликнула Дагна, схватилась за конец, уперлась ногами в борт и принялась ждать рывка. Мы с Тулле переглянулись и тоже взялись за веревку позади Дагны, а за нами встали и остальные ребята. Альрик взял копье и встал возле борта, готовясь отразить любую атаку.

В самый последний момент, когда вся свободная часть веревки стравилась в воду, Дагна Сильная рванула ее на себя, и из воды вылетела крупная, размером со взрослого мужчину, рыбина. Альрик метнул копье, и на палубу рыбина рухнула уже мертвой. Ярлова дочь и ее рабыни завизжали от неожиданности, а Дагна расхохоталась.

— Будет что на ужин пожарить!

После этого мы уже не разрешали ей шутить над Рыбаком, да она и сама не пыталась. Поняла, что таланты Халле работают даже тогда, когда он лежит в беспамятстве, накрытый десятью волчьими плащами.

Старина Хьйолкег расстарался и почти всю дорогу нас подгонял попутный ветер, потому на пятый день «Волчара» коснулся пристани возле города Кривой Рог, названный так за искривленную скалу, которая, казалось, вот-вот отвалится и рухнет в море, но держалась так уже не один десяток лет.

На берегу уже ждал будущий зять Торира, закутанный в медвежью шкуру, поверх которой лежала тяжелая серебряная цепь. Он ласково принял ярлову дочь, приказал взять ее сундуки с рухлядью, вежливо поблагодарил Дагну Сильную за хорошую работу и снял для нее серебряный браслет в оплату. Дагна покрутила его, покрутила, затем положила на бревно и разрубила пополам.

— Альрик, твоя часть, — и кинула половину браслета нашему хёвдингу. — Ну, прощайте, сноульверы! По желанию Фомрира свидимся еще. Хотя никакие вы не волки, так, червячки еще.

Махнула нам рукой и ушла, покачивая самой великолепной задницей на свете.

Альрик подождал, пока она уйдет, а потом объявил, что мы остановимся тут на несколько дней. Нужно обновить припасы, починить оружие и доспехи, кому нужно, подлечить Рыбака. Я захотел прикупить себе наручи, нагляделся, как те самые снежные волки рвали в клочья запястья. Куртка, что досталась мне от оставшегося безымянным убитого из хирда Торе Длинный Волос, была без рукавов, и руки у меня оставались самыми незащищенными. Тулле согласился прогуляться со мной.

Кривой Рог впечатлил бы меня больше, будь он первым увиденным мной городом после Сторбаша, но и сейчас я был удивлен, увидев каменные дома. Неужто удобно жить в доме, сложенного из холодного камня? Это ж как будто в погребе живешь, и зимой, и летом зябнешь. Все же деревянные срубы как-то уютнее и ближе. Подивился я и огромной площади, на которой торговцы разложили свой товар и кликали народ посмотреть да пощупать его своими руками. Я загляделся на выставленных рабынь, некоторые из них были молодыми с хорошими белыми зубами и крепкими грудями, но Тулле вовремя напомнил, что Альрик не пустит на корабль с рабынями, какими бы привлекательными они не были.

Еще удивил меня один мужик с черными кучерявыми волосами и такой же кучерявой бородой. Он размахивал ножницами и гребнем и кричал:

— Кому бриться-стричься! Волос крашу, завиваю, укладываю. Кудри будут как настоящие.

Я сначала даже не понял.

— Так зачем кому-то это нужно? Что у меня рук, что ли, нет, чтобы себя постричь?

— Молодой воин! — он заметил интерес и тут же вцепился в меня. — У тебя отличный волос, густой, пышный. Могу осветлить так, что само солнце позавидует золотому блеску на твоей шевелюре.

Я тоже поддался веяниям нашего хирда, но выбелил себе не отдельные пряди или челку, как остальные, а заплел тугую косу и сверху намазал щелочной раствор, потом смыл и распустил. И получились у меня белесые пятна словно у пегой лошади. Мне нравилось.

— Мне и так хорошо. А ты чего же с ножницами здесь сидишь? Иди лучше в море! У тебя всего одна руна, разве это дело?

— Я не воин. Я цирюльник. Это мое ремесло, и им я зарабатываю на жизнь. Иди отсюда, раз не хочешь стричься.

Мы с Тулле ушли, но я еще долго оглядывался и спрашивал друга:

— Как может быть ремеслом стрижка волос? Неужто он больше ничего не умеет? Каждый мужчина должен уметь многое: и убивать, и на корабле ходить, и с рогатиной охотиться, и детей растить, и дом поставить, и поле вспахать. А он только ножницами машет? Что это за мужчина такой?

Тулле смеялся: