— Кстати, пойдем, кое-что покажу, — радостно хлопаю ладонями по столу и встаю.

Марсель уже откровенно клюет носом в детском стульчике, успев поесть и размазать часть собственных слюней по столику. Беру его на руки и зову Марину за собой. Ей понравится.

— Хотела похвастаться огромной кроватью? — Марина быстрым шагом подбирается к застеленной постели и с высоты своего роста падает на мой тщательно расправленный плед.

Черт. Опять будут складки.

— Хотела похвастаться твоими работами, но что толку, если ты предпочитаешь большую часть времени проводить на спине, — привычно подкалываю ее.

— Мои работы? — тут же приподнимается на локтях, даже не отпикировав достойно мой укол.

— Я распечатала несколько, — киваю на рамки, прислоненные к стене. — Хочу немного разбавить аскетичное жилище талантливыми работами своей сестры.

— Ах ты, зараза мелкая, — смеется она, бодро вскакивая на ноги. — Знаешь, как я люблю всю эту твою неприкрытую лесть. Это спецом к моему приезду так расстаралась?

Берет рамки и поворачивает к себе фотографии. Пальцами перебирает четыре снимка под стеклом, оценивая придирчивым взглядом.

— Одобряю, одобряю, — просматривает их. — Этот — любимчик, — расплывается в улыбке, видя цветущую сакуру на вершине горы. — Гальштат, серьезно? — спрашивает, добираясь до четвертого. — Терпеть его не могу.

— Почему? — немного приподнимаю сползающего с рук Марселя, надо же, уже отрубился. — Один из самых крутых из тех, что ты присылала, на мой взгляд, — оглядываю горное озеро, возвышающиеся зеленые холмы и почти пряничные домики у подножия.

Очень красиво, особенно в сумерках.

— Там было холодно, дорога — отвратительная, а из мужчин — одни только пузатые шахтеры, — отмахивается рукой.

— Там есть шахты? — разворачиваю Марселя так, чтобы его голова была на локте и прижимаю крепче к себе. Нужно положить его в кроватку.

— Соляные, кажется. О, боже, а их церковь? — Марина всплескивает руками и картинно кривится. — Там выставлены натуральные кости! Человеческие, Маш. Мне после этого кусок в горло не лез суток трое. Бэ.

— Как много событий за твоими снимками, — с теплотой говорю я. Я люблю эти ее истории, иногда даже больше тех, что о красивых мужиках.

Словно отрываешь себе кусочек пирога, который тебе никогда не достанется.

Хотела бы, наверное, но мой дух не требует этого так же сильно, как ее. Мне нравится путешествовать, но я быстро от этого устаю, стремясь домой, к привычному мне контролируемому ритму жизни. Да и поездки у меня в основном рабочие, всё больше в отели со звездочками. Никаких приключений с пузатыми шахтерами или подтянутыми Нигерийцами.

Как и та, что предстоит мне уже сегодня.

— Задрых? — Марина кивает на Марса, потяжелевшего килограмм на пять, как только прикрыл глаза. Я киваю и машу головой в сторону детской, беззвучно сообщая, что надо его отнести в кровать.

Укладываю Марселя на дневной сон, немного задерживаюсь, чтобы в очередной раз за сегодняшнее утро запомнить, как он выглядит перед предстоящей разлукой.

Чувствую себя глупо, что так накручиваю, но это наше первое такое длительное расставание с момента его рождения, и я не могу унять ощущение тревожности. Знаю, что поступаю правильно, мне нужна эта работа, мне предоставили прекрасный шанс вернуться в струю после годового отсутствия, проверив новый отель в обновленном туре. Но целых пять дней… плюс дорога — ужасно долго для такой неврастенички, как я.

Насмотревшись, как мне кажется, до отпечатка сына на подкорке, возвращаюсь к сестре. Она уже хозяйничает в моей спальне, притащила чемодан, выгрузила кучу вещей прямо на кровать. Я давлю в себе приступ раздражения, напоминая, что Маринке можно, ей прощается, она другой быть не умеет. А я сама отдала свою квартиру в ее безраздельное пользование на ближайшие дни. Представляю, в какой хаос я вернусь.

— Слушай, я заскочу в душ? — крутит в руках цветастую банку, встряхивает ее, бьет дном об ладонь. — Черт, заканчивается.

— Иди, конечно, — прислоняю рамки с фотографиями обратно к стене, аккуратно перевернув. Приеду и повешу, давно хочется немного оживить давящее не слишком позитивным опытом пространство.

— Блин, шампунь забыла, прикинь. У тебя есть для окрашенных? — роется в ворохе своей одежды.

— Нет, только для блонда.

— Волосы как пакля после этого тоника, — фыркает, отбрасывая лезущие в лицо розовые пряди.

— Так это не краска? Слава богу.

— Ну я не настолько крышей поехала, — оглядывается через плечо. — Хотя спорно, да. Рванула же к тебе в эту дыру, чтобы присматривать за младенцем, — широко улыбается мне, и я не удерживаюсь от ответной улыбки.

Как только она переступила порог, градус моего напряжения значительно спал. Я справлюсь. С ней — точно. Марина всегда делала это: своей пробивной уверенностью заражала и меня. У нас особенная связь, такую не может подарить ни один мужчина — надежное плечо, которому можно доверить все, даже через годы и расстояние.

— Даже не знаю, кто из нас более сумасшедший. Ты, примчавшаяся по первому зову, или я, рискнувшая оставить Марса на тебя.

— Ты, конечно, — громко хохочет сестра, ныряя мимо меня в коридор.

Запирается в ванной и включает душ. Пока она моется, я успеваю еще раз пройти по списку задач перед отъездом, проверить, все ли вещи собрала, и пробежать глазами инструкцию, которую Марина записывала под диктовку.

Вроде всё.

Когда она выходит, закутанная в полотенце, Марсель уже не спит. Кидаю взгляд на часы и возмущенно смотрю на сестру. Больше часа там провалялась! Мой укоризненный взгляд она встречает невозмутимо:

— Отрубилась, прикинь.

— А чего голова сухая? — поднимаю сына на руки и несу к дивану. Нужно проверить подгузник и переодеть его.

— Потому что не хочу ходить потом с мочалкой на голове, надо шампунь нормальный сначала купить. В твоей глухомани же есть магазины?

— Нет, мы на балконе огороды разводим, — закатываю глаза. И это говорит человек, который полтора года прожил в доме без горячей воды. — Иди сюда, потренируешься при мне на Марселе, — подзываю сестру ближе. — Расстегивай ползунки и снимай подгузник.

— Что, вот так сразу и в грязные подгузники? Кажется, я недостаточно выпила, — усмехается, но шагает к дивану.

— Ты все пять дней планируешь проходить пьяной?

— Нет, что ты, только по утрам, — ловко расстегивает кнопки на штанишках сына и оглядывает подгузник. — У них нет липучек, — удивленно констатирует.

— И откуда такие познания… может, у тебя в Греции не только языкастый Адонис остался, но и припрятанный от меня ребенок?

— Поверь, я бы знала. Просто посмотрела пару обучающих видео, пока летела.