Пока ее не было, с улыбкой прибрал остатки джинсы́ — как ни крути, а погода в доме — самое важное!

* * *

— Да уж, ситуёвина! — сложив руки на груди и покачиваясь на табуретке, подвел итог нашему с мамой и дядей Лёшей рассказу мрачный главный редактор «Юности».

На столе — все что нашлось в доме, это вернувшая душевный покой мама вспомнила о гостеприимстве.

— Просто отвратительно! — неприязненно скривилась Александра Николаевна Пахмутова.

— Шакалы! — поддержал общее настроение Николай Николаевич Добронравов.

— Настоящий позор для нашего ведомства! — сымитировал (а может и нет) скорбь прибывший вместе со всеми прокурор Савелий Бенедиктович, который демонстративно-старательно записывал наши показания — даже мои, благо можно, потому что рядом со мной мама, а напротив — Вера Валерьевна Ель, инспектор по делам несовершеннолетних.

— Не переживай, Сережа, какое тут может быть бродяжничество? И про машинку не переживай — никто ничего регистрировать не обязан, вы честно ее купили, и можете спокойно пользоваться! — заверила она.

Мамин директор — его «выдернул» к нам прокурор — ничего говорить не стал, а просто сидел с видом побитой собаки. Частично он и вправду виноват — по его инициативе очарованные потешным мальчиком сотрудники профкома «подвинули» работницу, которая претендовала на новую жилплощадь в порядке общей очереди. Тетенька расстроилась, и начала негативно влиять на своего муженька-капитана. Это он поделился домыслами, а факты, как и положено, добывать будет следствие.

Прокурор поставил точку и спросил разрешения позвонить. Получив его, вышел в коридор, и до нас донеслись его приказы с ключевыми словами «задержать, конфисковать, доставить».

Пока он шел назад, я, пользуясь моментом, спросил:

— Вера Валерьевна, а можно мне под гитару в разных местах Москвы свои песни петь? На Старом Арбате, например?

— Это с шапкой? — улыбнулась она.

Откуда знает?

— Без! Просто ради собственного удовольствия! — покачал я головой.

Народная любовь — тоже ценный актив, и пара уличных концертов в месяц обеспечит мне дополнительный ее приток.

— Играй на здоровье! — разрешила добрая тетенька и выдала мне бумажку с номером телефона. — Если кто-то решит иначе, сразу позвони мне!

— Спасибо! — поблагодарил я.

— От лица всей советской милиции приношу вам извинения! — заявил прокурор, надел фуражку, козырнул. — Уверяю, такие, как они — это прискорбное исключение!

— Я маме так и сказал! — улыбнулся я ему. — Спасибо вам огромное за помощь, Савелий Бенедиктович!

— Благодарить не нужно! — улыбнулся он в ответ. — Такая у нас работа! Наталья Николаевна, Алексей Егорович, могу я попросить вас завтра зайти к нам?

— Зайдем! Непременно зайдем! — почти пропела довольная мама.

Сотрудники попрощались и покинули сцену.

— Простите, ради бога, что так вышло, Наталья Николаевна! — сразу же начал каяться директор.

— Ну что вы, Матвей Кузьмич! — успокоила его мама. — Откуда вы было знать, что они вот так?

— Матвей Кузьмич, извините, но мы от квартиры все-таки откажемся, — влез я. — Мы вам безумно благодарны, но после такого скандала, — развел руками и улыбнулся. — Я же у вас имя в книжку спёр без всякой задней мысли, а вы — так же, без задней мысли, от всей души нам помочь хотели…

— Но выглядит скользко! — грустно перебил меня директор, согласно покачав головой.

— Умный у вас сын, Наталья Николаевна! — улыбнулся маме Полевой. — И он прав — так лучше будет, сразу после приема в Союз кооператив вам устроим. Денег вам хватит точно, вот, захватил! — он вынул из внутреннего кармана пиджака квиточек и протянул маме. — Из бухгалтерии!

— Ничего себе! — округлила глаза мама и показала мне сумму в две тысячи сто рублей.

— Фельетоны — отличные, мы получили очень много писем! — похвалил репертуар Задорнова главред.

— Напишу еще? — спросил я.

— После такого! — сочувственно вздохнула Пахмутова.

— Все ведь хорошо! — пожал я плечами. — Спасибо вам всем огромное за помощь! Не знаю, отработала бы прокуратура так же хорошо, если бы мы пришли к ним втроем!

Взрослые не особо уверенно заверили меня, что отработала бы, и попрощались — поздно уже — и все чужие ушли. Мы с мамой уговорили деда Лёшу не помогать нам, он взял с собой початую бутылку и ушел к себе грустить, а мы помыли посуду — родительница даже что-то тихонько напевала! — и отправились ложиться спать.

Не удержавшись, поклацал по клавишам новенькой «Эрики» — Борис Николаевич выделил мне средства производства.

— Пятьсот рублей нужно отправить в какой-нибудь детдом! — заявил я маме.

— Дело хорошее, но может поменьше? — попросила она и поспешила добавить. — Когда переедем и машину купим, станем больше отправлять!

— Ты не понимаешь! — с улыбкой покачал я головой. — Это ж только от «Юности». За месяц. За первый месяц. А еще придет от «Литературки», и, в ноябре — авторские за песни. Если в декабре у нас на книжке будет лежать меньше «десятки» с учетом ежемесячных благотворительных отчислений, я сильно удивлюсь!

— Губу закатай! — хихикнула она. — Но я тебя поняла! Пятьсот так пятьсот.

— И никому про это говорить не станем — мы же хорошие люди, и помогаем несчастным сиротам по зову сердца!

— Мог бы и не говорить! — наградила меня родительница щелбаном.

* * *

Советский союз — удивителен! Вон, железяки на каждом шагу валяются, нахрен никому не нужные, но плакаты о важности его сбора рисовать и развешивать на каждом углу все равно будем. С другой стороны — вон какие ребята довольные, может эти ржавульки по ночам секретный отдел КГБ раскладывает, во имя трудового воспитания подрастающего поколения?

— Ай! — ойкнула Оля и сунула грязнючий палец в рот.

— Поцарапала? — проявил сочувствие ее бойфренд Артем.

А вот после развала сбор металлолома примет уже совсем другое значение, послужит основой выживания многих бывших граждан сверхдержавы, и причиной преждевременной гибели для особо эффективно вписывающихся в рыночек. Теперь-то, понятное дело, так уже не будет.

Подобрав невесть откуда взявшуюся на территории выбранного нами в качестве первого объекта гаражного кооператива ржавую шестерню килограмма на четыре, аккуратно опустил ее в тачку к другим ржавулькам — по совету мамы арендовал инвентарь у нашего пожилого дворника Егора Ивановича за пузырь «Агдама». Еще у нас есть велосипед Артема со специальной сбруей — они с Вовкой корпели над ней уже неделю, и теперь на двухколесного товарища можно навесить до сотни килограмм. Если по габаритам подойдет, конечно.

— Эй, пионеры! — закричал нам какой-то мужик средних лет, помахав испачканной солидолом рукой.

— Здравствуйте! — пионеры дисциплинировано подошли.

Собирать железяки решили «дворовой» компанией — Артем, Оля, Вова, Таня, и, конечно же, я. Состав разновозрастной, пришлось попросить директрису, которая само собой разрешила (а