от неожиданного удара по пальцам, и вовсе выпрыгнул из лап удивлённого, молодого человека. Но его удивление длилось не долго. Выхватив свой кривой меч, он со страшным криком побежал на устало вылупившегося на него пацана…

Убивать очередного сопляка, да ещё и сынка командира десятитысячного войска, в мои планы детские планы, уж точно не входило. Хватило с меня крови и в прошлой жизни. Но и смотреть как меня срубают словно сорняк, я тоже не стал. И практически не целясь, пришпилил всё ещё бегущего на меня верзилу к грешной земле, выпустив стрелу по длинным носкам на сапогах Мерзы. Юноша тут же шлёпнулся мордой в траву, выронив при этом и свой кривой меч. Откинув лук, я с максимально возможным в моём состоянии ускорением, вскочил на этого, достаточно упитанного юнца, и приставив нож к горлу, прорычал:

— Сдавайся, пр-ридурок… — в максимально грубой форме, приказал я скаля зубы. И хотевший уже было подняться Мерзы, ощутив на своей шеи леденящую кровь, холодную сталь, снова распластался на влажной траве.

Ошарашенный Сармат, всё ещё зачем-то целившейся в Мерзы, медленно отпустив тетиву, подошёл ко мне и присев на корточки, спросил:

— Слушай, братишка… А тебе, сколько лет-то?

— Какая разница? — искренне не понял я.

— Просто хочу знать, когда для такого багатура, калым для выкупа невесты готовить! — искренне улыбнулся он. Всё воинство тут же засмеялось.

— Ну, а что ты с десятником делать собираешься? — задал ещё один вопрос, уже перестав улыбаться, Сармат.

— А что, есть варианты? — не понял я.

— Ну, пока он жив, то есть… Ахмет! — вдруг встал Сармат. — А как ты смотришь на то, что бы мой братец вместо жизни десятника, его арабан себе забрал?

— Сопляка на десятника? — недоуменно уставился на него Ахмет. — Да меня, другие джагуны засмеют!

— А когда узнают что шестилетний ребёнок, командира твоих разведчиков в честном бою одолел, не засмеют?

— Мне, — два года! — гордо вскинув голову, выкрикнул я. — Что по волчьим меркам, был уже достаточно зрелый возраст. На что снова, все громко заржали.

— Даже лучше! — роднял руки вверх, Сармат. — Мой двухлетний братец, и командира твоих разведчиков, в честном поединке победил. Точно засмеют!

— Да… — рочесал репу Ахмет. — Засмеют… Но ему, явно не два! Пять, минимум! Но это ничего не меняет… Да и как же Мерзы? Что он хочет? Может, умереть для него будет более достойным, чем под началом у сопливого мальца служить?

Все тут же взглянули на почти уснувшего, десятника.

— Не-ет… — простонал юнец. — Видно боясь ещё больше подпортить, и так уже порядком порезанное горло. До чего, всё же невероятно острым, был мой медвежий коготь! А ведь я и не прижимал-то его почти. Да и не точил ни разу…

— Ну, он сказал, — нет… — продублировал я ответ.

— Что, нет-то? — не понял Ахмет. Я с его папашей, разбираться потом не хочу! Пускай чётко ответит, куда он хочет. Под начало Комара или в царство Тенгри!

— Не хочу к Тенгри… — пролепетал Мерзы.

— Он не хочет к Тенгри… — повторил за ним Сармат. — Так что, Ахмет, принимаешь к себе нового десятника, с соответствующей его статусу командира, долей в добычи?

— Угу… — прорычал Ахмет. Сверля меня своим озабоченным взглядом.

— Что, угу? — переспросил Сармат.

— Принимаю! Так луче?! — проскрипел сотник… — Хватит уже глазеть на этого, беспомощного идиота! Идёмте за стол, да хорошенько выпьем!

— Смотрите! — вдруг воскликнул, подошедший к нам, Такту! Белке в глаз попали! Поднял он бездыханное тело. — Стрела-то, совсем детская! А у нас тут, только у одного такие игрушки имеются!

— Это как?! — не понял Ахмет. — Он же в неё не стрелял!

— Видно, отскочила… Когда срезень на лету сбивал… — пронеслось среди гостей.

— Отскочила или нет. Но ты Ахмет, моему братишке ещё и лошадку подаренную самим Тэмуджином, обещал! — все посмотрели на унылого сотника. Видно, абсолютно уверенного, что защищая свою белку, я собью все стрелы, и лошадь останется у него. А заодно и как минимум, сотня лошадок. И уж никак не ожидавшего такого поворота дел. Сармат же, снова опустился ко мне на одно колено. — Всё Комар, отпусти идиота. Только, аккуратно. А то ни коня, ни арабана, тебе не видать…

— Все видели, какой у меня брат! — поднял меня над головой словно белку, довольный собой Сармат. — Одним выстрелом и стрелу смертельную сбил, и коня от самого Чингисхана заполучил! — народ весело загудел. — За это, нужно хорошенько выпить! Садись брат. Расскажи нам, как это у тебя получается. И медведей грозных валить, и слуг у сотников переманивать. Раскрой секрет! Я может, тоже так хочу…

***

Еле передвигая налитыми свинцом ногами, я с трудом слез с огромного коня и пошатываясь, направился в сторону своего шатра. Игды, едва увидав хозяина, тут же подбежал и подхватил рухнувшего ему в руки, полуживого от бесконечных тостов в его честь, мальца.

— Принимай Игды, пополнение… — кивнул я в сторону недовольно фыркающей лошади. Узнавшей видимо, постоянно пьяного горбуна.

— Хозяин! Ты что это, ещё и коня у Ахмета забрал? — не понял Игды. — Ты его хоть, не убил?

— Ик… — икнул я. — Не убил… Хотя, признаюсь… Очень и очень хотелось… — заглянул я под рубаху, где неподвижно лежал мой рыжий зверёк. — На спор выиграл…

Глава 21

На следующий день я проспал почти до самого вечера. Увидав у себя на груди, хоть и страшно изуродованную, но всё ещё живую беличью рожу, я от счастья что моя рыжая бестия не испустила дух, крутясь и танцуя с ошарашенной белкой в руках, выбежал на улицу.

— Твою медведицу! — вырвалось у меня. — Игды! Что здесь, к такой-то матери, происходит?! — спросил я у помешивающего в довольно крупном чане булькающую жижу и всецело поглощённого готовкой, горбуна.

— Вы проснулись?! — обрадовался Игды. — Добрый вечер, Господин! Это Ваши люди поближе к новому господину решили перебраться.

— Какие ещё, люди? — не понял я, и посадив полуживую, одноглазую белку себе на плечо, посмотрел на десяток небольших палаток, окруживших мою, ещё недавно стоявшую в полном одиночестве юрту. Что меня, если честно, очень даже устраивало.

— Арабан Ваш, господин! — развёл руками Игды. — Я вот как раз, на всех и готовлю! Так что мойте руки и садитесь жрать, пожалуйста!

— Ах, да… Я же теперь десятник… — всплыло в замутнённом кумысом, детском сознании. — Ну и где же этот арабан, делся? Люди где? — спросил я у Игды.

— Я их руки мыть послал! — гордо заявил слуга. — Они правда, поначалу меня тоже послали… Так что пришлось сказать, что мол, кто руки не помоет, тот получит плетей от брата наместника