Шрифт:
Закладка:
Но страх и отчаяние продолжали шириться, и тут…
— Я! Я буду драться! — звонко крикнула Эльвиса. — Я буду драться до последней капли силы, до последнего движения, со всеми выходцами из всех кругов ада. Я обрела здесь дом, и я никому его не отдам!
Щеки Эльвисы вспыхнули румянцем, глаза горели, а невидимый ветер играл её волосами. Все замерли, глядя на неё.
— Я тоже буду драться, — произнес сильный голос. Странно, но он принадлежал старухе-змее. — Я и мой народ!
И она зашипела так, что у меня волосы на затылке встали дыбом.
— И мы! — гиена сопроводила свои слова странным взлаиванем.
Три женщины глянули друг на друга и вышли вперед к помосту. За змеёй последовали индусы, за гиеной её сестры-сородичи, а за Эльвисой… все розовые divinitas, мрачные и сосредоточенные.
В зале стояла потрясённая тишина. Волки, медведи, грязнули, вся эта тестостероновая мачистская братия смотрела, не веря своим глазам, на розовых слабаков, презираемых гиен и старуху-змею в окружении людей.
На тех, кто принял вызов и готов драться до конца.
Первым не выдержал медведь, взревев, он выдал какое-то ругательство, сплюнул на пол и тоже встал рядом. Второй медведь коротко ругнулся и присоединился к собрату.
Бромиас, поправив галстук манерным жестом, пробормотал что-то вроде:
— Это будет даже забавно, — и подошёл к кучке «вояк». Двое майамских грязнуль последовали за ним, один с широкой предвкушающей улыбкой хулигана, второй с кислым выражением «а что ещё остается?». За ними последовали братья-мостовики.
— Ой, да бросьте, — раздался насмешливый голос.
— Арденте! — три гневных голоса прозвучали как один, мы еле сдерживали свою силу, чтобы не ударить по эгоистичной скотине. Боковым зрением я заметила, что наша спонтанная синхронность произвела впечатление.
Арденте поднял руки в жесте «сдаюсь».
— Я только хотел сказать, — произнес он медленно, осознав, на что нарвался, — что нечего тут думать. Бежать некуда. Нью-Йорк — последний свободный город на этом побережье, а в Лос-Анджелес так просто не попасть. Да и попав, свободы не увидишь: либо служи, либо плати дань.
Я уняла свою силу и смутно почувствовала, что Седрик с Фрешитом тоже успокоились.
Слово взял Фрешит, он встал и подошёл к краю помоста:
— Никто не хочет сражаться, никто не хочет умирать или калечиться. Но у нас выбор между «Драться и победить или умереть» и «Бежать, прятаться и сдохнуть». Выбирайте.
— Мы в деле, — мрачно произнес молодой вожак Тод. — Деваться некуда. Но если вы нас бросите одних, мы, умирая, проклянем вас так, что жизнь ваша превратится в ад на земле.
— Никто вас не бросит, Тод, — ответил Седрик. — Победить мы можем только вместе. А победа нужна всем.
Пока шёл разговор, в дверях время от времени быстро мелькали тени. Тихо и незаметно бежали слабаки.
О вампах все забыли. Кроме меня. Пудель и Блондинка что-то жарко доказывали Франсу.
— О чём вы там спорите, господа? — спросила я. И все замолчали, посмотрев на мертвяков.
Пудель спесиво выпрямился и выкрикнул:
— Мы не…
Договорить ему не удалось, потому что Франс схватил его за горло и сдавил. Удушить уже мёртвого нельзя, а вот заткнуть получилось отлично.
Я встала и спрыгнула с помоста, Шон последовал за мной.
— Какую роль вы нам отводите? — спросил Франс.
— Как это — какую? — удивилась я. — А что? Есть варианты? Ваша роль — заниматься привычным делом: уничтожать себе подобных, наш дорогой князь.
— Чего это ты при… — Блондинка увернулась от руки Франса. — Приказываешь нам?
— Изабэ, мерзкая неблагодарная тварь, — прорычал князь на французском, — заткнись немедленно!
— Черта с два! Ты стелешься под них, слабак, недаром тебя свергли, ничтожество! Недаром ты валялся в дерьме и только с чужой помощью выбрался из него. Ты нам не князь, понял⁉
«Ты сможешь сжечь её прикосновением?» — спросила я Шона.
«Да!» — ответ был полон страсти и предвкушения.
— Франс! — я отвлекла беловолосого на себя, чтобы не дёрнулся помогать. Князь повернул голову ко мне, а Шон в броске, словно змея, налетел на вампирицу, впечатав ладони ей в лицо. Раздался визг, Франс дёрнулся на помощь, но остановился, правильно оценив ситуацию, я бы не позволила ему помешать Шону. Князь отпустил горло Пуделя, схватив его за волосы и заставив смотреть. От вампирицы пошёл дымок и мерзко завоняло тухлятиной и горелым мясом. Визг прекратился и Шон убрал ладони от лица. Тело вампирицы тлело и осыпалось серыми лохмотьями жирного пепла, так, будто попало на полуденное солнце. Даже Франс струхнул, а Пудель от страха застыл статуей, Шон многозначительно посмотрел на нашего князя.
— Я не услышала твоего согласия, Франс, — деловым тоном произнесла я.
— Моё гнездо за последний год перенесло две чистки. Все, кто хоть чего-нибудь стоил, рассыпались пеплом. Мы будем драться на вашей стороне, только толку с этого вам будет мало.
— Ну-ну, Франс, зачем так пессимистично. Ты ведь очень хорошо соображаешь. До боя придумаешь, как уравнять шансы.
Он задумчиво глянул на меня и хищно осклабился.
— Вы, как всегда, правы, Белая леди. Позволите нам идти готовиться?
— Идите.
И Франс двинул к двери, так и не отпустив волосы Пуделя, тому пришлось бежать рядом с ним вприсядку.
— Плохой дохлый пёсик, — бросил им в спины Шон, Пудель что-то булькнул, а Франс оскалился, почти весело.
Когда мертвяки покинули зал, Арденте озвучил то, что у всех вертелось на языке.
— Впечатляюще.
— Но слишком медленно, — проронил кто-то
— И совсем даже не медленно, — заспорил ещё один неизвестный.
— Да я о другом! — отмахнулся Арденте. — Уважаемый Шон Чери ведь проделал это сам, без помощи прекрасной госпожи Пати.
Шон сдержанно с достоинством поклонился в знак согласия, а Арденте одарил меня странным оценивающим взглядом. В ответ на это я, как говорят люди, «прикинулась шлангом», не собираясь признаваться, что таким умением Шон обязан не мне, а новообретённому батюшке — богу солнца.
На этом эксцессы закончились, и мы занялись деловыми вопросами: кому какое оружие выдать, кто и какие возьмется наполнять артефакты и совершать чары. Это отняло ещё полтора часа, но расстались все полные мрачной решимости, а кто-то и азартного предвкушения большой драки.
Прямо ночью мы забрали спящих Лиана и Пижму и поехали загород на
