Шрифт:
Закладка:
Лорна кивнула.
- Сказал, что в своем кубике я могу сидеть хоть голой.
- Что я говорила! Он такой тип, его ничем не удивишь. Обаятельный, обходительный, осмотрительный, но с ним нужно держать ухо востро: в любой момент может сказать: 'Завтра с утра приходите в 'Эйч Ар', вам подыщут другую работу'. Возражать бесполезно. Он к людям относится как к разделам в программе. Не нужен - стер и забыл.
Лорну поражает такое открытие. Первое впечатление было совсем иным. И Джерри, когда направлял ее на стажировку в этот отдел, отзывался о Тамире очень хорошо. Может быть, Дина преувеличивает?
Пять часов. Лорна блокирует экраны компьютеров и направляется к выходу. И сталкивается с Тамиром.
- Ну как? - озорно спрашивает Тамир. - Блузка высохла?
- Да, конечно! Я так увлеклась работой, что забыла о том, что сижу без блузки. Потом вспомнила, и мне стало так неловко. Простите, пожалуйста.
- Все нормально, - он неожиданно наклоняется к ней и н ушко шепчет:
- Принеси сюда еще одну блузку, и спрячь ее в шкаф. Если еще раз испачкаешься мороженным, то просто переоденешься.
Он подмигивает ей, а Лорна замирает, пытаясь понять - это серьезное предложение, или нет?
Тамир направляется к малому конференц-залу, у дверей которого его поджидает солидный мужчина, в костюме, что указывает на высокое положение в иерархии корпорации. Формально Тамиру еще далеко до того времени, когда его обяжут приходить в костюме, но его реальный вес значительно больше формального.
- Эта наша? - мистер Тепер видел, как Тамир разговаривал с Лорной.
- Да, - отвечает Тамир. - HF11, апгрейтнутая до Gen8 build 27.6. У нее появились эмоции. Настоящие эмоции. Сегодня я случайно увидел ее без блузки, так она смутилась. Если бы ее загрузили на более совершенную куклу, то уверяю, она бы выглядела, как живой человек.
- Что мешало взять другую куклу?
Тамир потер большой палец правой руки об указательный - признанный намек на деньги. Кукла стоит денег, а бюджет проекта ограничен. Мистер Тепер понимающе кивнул.
- Будет тебе кукла. Настоящая.
Дмитрий Раскин
МЕФИСТОФЕЛЬ ИГРАЕТ ЧЕСТНО
1.
За одиннадцать лет работы Глеб сменил четыре школы, а теперь, по всему судя, ему предстоит искать пятую. Только где ж ее взять, пятую? Его давно уже выживают из 'нашей замечательной гимназии', и дело даже не в том, что не ходит он на всякие митинги и шествия 'в поддержку', на которые в соответствии со своей кармой бюджетника ходить обязан, и не собирается отчитываться перед школьной администрацией, голосовал ли он, не голосовал и как именно голосовал... он настолько чужероден всей школьной системе. И ладно бы просто чужероден - не собирается проникаться предрассудками педагогической среды, разделять ее радости, пропитываться ее запахами. Вот что угадывалось в нем его коллегами. А это с их точки зрения уже вызов, дерзость, да что там! Хамство. Глеб всегда мечтал преподавать, и у него получалось, но детям в школе не до Толстого с Достоевским. У них отношения: одного травят, другой участвует в травле, третий, собственно, организует травлю. У них сексуальные первые попытки и опыты, у них кальян, а то и кое-что похуже кальяна. В гимназии же дети, конечно, старались. Но чего ради? Хорошо сдать ЕГЭ, ну а в учебном году написать сочинение о том, что красота спасет мир, а цель ни в коем случае не оправдывает средства... раз уж так принято и если школе так уж этого хочется. Он, Глеб, не против, он даже за. Но видеть в этом какой-то смысл и посвящать этому жизнь?! Родители его считали, когда получаешь пятнадцать тысяч в месяц - это жеманство и поза, задумываться о смысле. 'Но я же еще и репетиторствую, пятьсот рублей за час', - отшучивался, пытался свести к шутке Глеб.
Хотел в свое время стать соискателем, но тогда как раз начали закрывать диссертационные советы. Все. Оставалась только Москва. Можно было бы и в Москву, но, боялся, денег не хватит у него на соискательство. (А это речь только еще о легальной части расходов.) Или же надо было все ж таки извернуться с деньгами? Ладно, чего уж сейчас. Сейчас надо наслаждаться отпуском. Постараться уж как-нибудь насладиться, что всегда требовало от него большой силы воли и богатого воображения. Ибо отпуск он просидит в своей однокомнатной (осталась от бабушки), на пятом этаже панельной пятиэтажки, под самой крышей. И жарища будет такая, что захочется вылезти из квартиры на эту самую крышу, а главным, единственным, безраздельным чувством окажется отвращение. Отвращение к собственному липкому мокрому телу, к отупелости мыслей своих и чувств. Впрочем, он как раз ставит кондиционер. Накопил, наконец, да и родители помогли. То есть он смотрит на жизнь с оптимизмом?
Кондиционер пришли устанавливать двое: молоденький белобрысый такой паренек и пожилой, с животиком, остренькая, может, даже кокетливая бородка. Наверное, он с образованием (если бородка, значит, с образованием?), но жизнь заставила зарабатывать. Кондиционер они монтировали у него на балконе (машина с лестницей не потребовалась), панельная стенка тонкая и не слишком-то сопротивлялась перфоратору, словом, вариант был простой, как сказал пожилой мастер, 'необременительный и бесконфликтный'. Но тем не менее провозились они долго. Почти что до вечера. 'Ты, Рома, иди. Я тут сам докончу. Немного осталось', - говорит своему напарнику пожилой. 'Да ладно, Евгеньич, что ты!'. Но Рома дал себя уговорить и рад был, что его отпускают. Наверное, у него сегодня запланирована женщина.
Немного-то немного, а Евгеньич, оставшись один, провозился еще где-то с час. Глеб устал уже ждать, да и старика жалко, чувствуется, тяжело ему дается. Когда мастер наконец закончил, Глеб предложил ему чаю.
Сидят на кухне, пьют чай. Глеб предполагал, что будет обстоятельный такой рассказ собеседника о своем житейском. Собственно, так поначалу и было, но вдруг:
- Знаете, Глеб, - Глеб вообще-то не называл ему своего имени, - я могу полностью изменить вашу жизнь, - эффектная пауза. - Если вы, разумеется, не против.
- Несколько неожиданно, конечно, - улыбнулся Глеб. Наверное, этот Евгеньич считает себя экстрасенсом или еще чем-то в этом роде. Это бывает. Или же предложит ему сейчас некую оздоровительную практику. А, может, и нет. Практика вполне может оказаться духовной. Но это в том случае, если Евгеньич адепт какой-нибудь церкви ли,