– Почему блевотную?

– Зеленая она, как блевотина. Так вот, старик этот кони двинул, но успел-таки нам подлянку кинуть. Написал на этой папке, что дело чрезвычайной важности, пусть, мол, Следственный комитет займется. Чтоб ему! Веришь, у меня дел по горло, а я должен отмазу писать. Дескать, материал изучен, не представляет государственного интереса. Я это про то, что никогда не знаешь, у кого в какой момент гражданское сознание воспалится. Говорю же, трудно стало работать. Вынуждены реагировать даже на сигналы сумасшедшего.

– Может он не сумасшедший?

– Ага. Будет нормальный российский пенсионер собирать бумажки про какой-то элеватор.

Адольф оторвался от пива.

Александр Игоревич продолжал возмущаться:

– Ладно бы заподозрил, что ему в собесе в гречку плюнули. Или памперс дырявый выдали. А тут элеватор. Да еще хрен знает где!

– Где? – живо спросил Адольф.

Он знал ответ раньше, чем тот был озвучен. Если фортуна на твоей стороне, то совпадениям не стоит удивляться.

– Где-то на побережье. Да, точно, на Черном море. Мы еще в отделе ржали, что хорошо бы в порядке следственного мероприятия туда в командировку съездить.

– Элеватор на Черном море, – задумчиво повторил адвокат. – Слушай, а ты можешь мне эти документы показать.

– Зачем? – напрягся Санек.

– А вдруг этот пенсионер не сумасшедший?

– Нет, точно двинутый. Он баллоны на какого-то Тихона Ерофеевича катит. Я пробил его. Мужик из министерских, грамотный, у нас на него ничего нет. Он там не при делах. Элеватором владеют совсем другие люди. Старикашка перебдел, детективов насмотрелся. И я вынужден разгребать это дерьмо, твою ж мать!

Адольф Абрамович приподнял бокал и смотрел сквозь пиво на окружающий его мир. И мир казался чудным, радостным и неправдоподобно игривым.

– Мне нужны эти документы, – сказал он.

– На кой они тебе? Я ж говорю, старик сбрендил.

– И все же. Покажи документы. Похоже, это не обычный случай.

– Может объяснишь, в чем там собака порылась?

– Потом. Сначала документы.

– Ну как-то странно… Я, вроде как, подписываюсь на дело, о котором ничего не знаю. Мне бы хотелось какой-то ясности, что к чему и при чем здесь блевотная папка.

– Обещаю, ты будешь доволен.

Александр Игоревич давно знал Адольфа Абрамовича. И знал, что тот не разбрасывается словами.

– Договорились, – пожал плечами следователь. – Я пока мало что понял, но верю в твою гениальную голову. Башковитый ты! Документы тебе отдам, не жалко. Так, значит, работаем? Вместе? Ох, как я соскучился по настоящим делам. То есть по настоящим деньгам.

Адвокат кивнул. Он сказал все, что хотел. Дальнейшая беседа утомляла его своей бессмысленностью.

Однако приятель не унимался.

– Скажи только, Адольф, как на духу скажи, зачем тебе это дело? Ты же осторожен, как пацан, у которого нет денег на презервативы. В жизни не поверю, чтобы ты на такое подписался чисто ради денег.

Адольф Абрамович помолчал. Лицо заострилось и стало непроницаемым.

– У меня свой интерес. Личный. – Тема была закрыта.

Приятели допили пиво и разошлись по своим мирам, чтобы в скором времени объединить усилия по завершению сложного дела, сулящего одному отмщение, а другому деньги.

По дороге домой Адольф Абрамович подвел итог: «Клиент заказал вернуть ему объект. Это раз. Клиент сам на крючке стараниями какого-то старикана. Это два. Такие совпадения раз в сто лет случаются, значит, удача на моей стороне. Это три». И чувство предстоящей победы радостно обожгло ему грудь.

Он понял, что дело становится на порядок проще и приятнее. Если в зеленой папке то, что он думает, а чутье ему подсказывало, что так и есть, то на Тихоне Ерофеевиче можно ставить крест. Никакой собственности он не получит. Можно смело послать его.

От избытка чувств он криво перекрестился и растроганно произнес: «Чудны дела твои, господи». Потом взял себя в руки и вернулся в прежнее состояние непробиваемого спокойствия.

А Санек деловито прикидывал, как подступиться к этому делу. Главное, не затягивать. Хотелось поскорее увидеть заманчивое число нулей на своем банковском счете. Да, надо форсировать!

Утренний визит

В шесть часов утра в дверь семьи Петуховых позвонили. Спальня родителей была в глубине квартиры, поэтому первым к двери подскочила старшая дочь, подросток в коротковатой пижаме.

Девочка ничего не поняла, поэтому пришла в родительскую спальню:

– Папа, вставай, там полицейские. Просят дверь открыть.

– Чтоб их! – выругался Антон. – Тише, маму не разбуди.

И пошел разбираться. Что им надо? Может, соседи на детей жалобу написали? И то правда, топают, как кони.

Через минуту Антон, взволнованный и растерянный, будил жену:

– Лена, вставай.

Она что-то промычала в ответ и перевернулась на другой бок.

– Лена, – слегка потормошил он, – просыпайся. У нас обыск будет.

– Что? – вяло отреагировала жена. – Какой обыск? У кого?

– У нас. Одевайся.

Антон вышел из спальни, на пороге которой уже толпились человек пять в гражданской одежде.

Двое держались скованно и стыдливо. Видно было, что им неудобно ходить по чужой квартире в шесть утра. «Понятые», – догадался Антон. Остальные чувствовали себя как дома. Спокойные, уверенные в своем праве войти в любой дом в любое время. «Менты», – понял Антон.

– Ознакомьтесь, – сунули ему в руки официальный бланк.

Антон начал читать, но зрение упорно не хотело просыпаться. Оно выхватывало только отдельные слова, напоминающие театр абсурда. Антон напрягся и определил в этой мешанине слов самые главные: «…мошенничество в особо крупныхъ размерах».

– Очень интересно, – зачем-то сказал он. Было ясно, что его мнение никого не интересует.

Оперативники приступили к делу. Ничего общего с тем, как изображали обыск в советских фильмах, не было. В кино обычно показывали два варианта. Или царские жандармы грубо и зло скидывали вещи революционера на пол, оставляя после себя полный разгром, или советские милиционеры проводили обыск тщательно, но деликатно. Они не кидали вещи на пол, а как-то интуитивно находили тайник, после чего преступнику становилось стыдно, и он начинал давать показания.

У Антона разыгрывалось нечто иное. Люди в штатском как будто изображали обыск. Они, давя зевоту, спросили, где хозяин хранит документы. Антон провел их в кабинет. Там они довольно бегло, словно для галочки, просмотрели одну пачку бумаг и даже не прикоснулись к остальным. Зачем-то забрали копию трудового договора с каким-то механиком. Чтобы хоть что-то изъять в ходе обыска. Антон не понимал ровным счетом ничего.

К этому времени Лена, обежав детские спальни и убедившись, что младшие дети спят, дала задание старшей дочери срочно уснуть. Разобравшись с детьми, пошла выяснять, что к чему.

Не растерянность, а гневливость читалась на ее лице. Нервный тик бил через край. В ней проснулись древние инстинкты ограждения дома от вторжения чужаков.

– Что тут происходит?

– Читайте, – ей сунули тот же самый бланк.

Чем больше вчитывалась Лена, тем спокойнее становилось у нее на душе. Очевидность бреда успокаивала. Мошенничество в особо крупных размерах настолько не вязалось с ее мужем, что она не видела повода для волнения. Вот если бы соседи пожаловались на топот детей, тогда конечно. Тогда крыть было бы нечем.

С