Дым

FINNEAS — Heaven

Florence + the Machine — Never Let Me Go

Несколько часов назад

— Ну прости, прости, прости меня! Тысячу раз прости! — не унимается Лина, с которой мы сидим в моем любимом ирландском пабе со второй пинтой пива. Правда, я по безалкогольному, за рулем ведь. — Хочешь, я прямо сейчас поеду и тысячу раз извинюсь перед Юной? Боже, это же видео, просто видео, я и подумать не могла…

— Вот именно, ты вообще редко думаешь. Сначала делаешь, а после все решаешь тупым «прости», — перебиваю ее слишком резко, но совесть спит спокойно, потому что Паулина заслужила каждое слово.

Она и не отрицает. Качает головой, заливает в себя полстакана медовухи и явно пытается уложить в мыслях все, что рассказал. Да, у меня тоже укладывается с трудом. Я не могу перестать думать. Весь день пытаюсь подобраться к ситуации с разных сторон, но везде на первый план выходят эмоции, а мне нужен холодный рассудок, чтобы покончить с этим раз и навсегда. Здесь важнее не разобраться с уродом, а уберечь девчонок.

— Лин, я знаю, ты с отцом не в ладах… — Тут же спотыкаюсь об ее взгляд. Она удивлена, что полез, я не меньше, но другого выхода не нашел. — Если есть шанс, что он сможет чем-то помочь… информацией или… не знаю, чем-нибудь, я в долгу не останусь.

Ее отец работает в органах, но Пуля с ним в напряженных отношениях ровно с тех пор, как порвала помолвку с сыном его начальника.

— Ты знаешь, я бы никогда не просил, если…

— Федь, все нормально, — отвечает ровно, спокойно. — Я поняла — шутки в сторону. Попробую что-то узнать.

Она пожимает мое плечо и без слов шепчет очередное «извини». Верю дурной, обнимаю и порчу прическу, потрепав за волосы. Та возмущается, поправляет хвост и футболку. Убегает в туалет, пока я кидаю сообщение Арсу и перебираю в голове, что нужно успеть завтра по ремонту, а то смена потом. Мы-то с парнями от обоев старых, потолочного и напольного покрытия быстро избавились. Займемся как раз грунтовкой, монтажом, плинтусами. Мишаня должен двери хорошие с доборами пробить недорого. И батареи.

Лина возвращается и выдергивает меня из вороха мыслей. Я все откладываю, потому как есть еще один нерешенный вопрос, из-за которого она, собственно, и просила встретиться, но о котором не решает говорить.

— Ладно, теперь к делу, а то молчишь как партизан. Стажер тебе на хрена? Ты пацана под плаху подведешь.

— На хрена, — закатывает глаза, усмехается невесело, — Дым, ты как пальцем деланный! Нравлюсь я ему.

— Арсу ты тоже нравишься. — Паулина открывает рот, поэтому спешу заткнуть ее. — И не начинай эту песню снова. Сама знаешь, что да. А вот зачем бегаете друг от друга я откровенно не понимаю.

— Нравлюсь? — и опять горькая ухмылка да тоска вселенская в глазах. — Видимо, не настолько, чтобы…

— Так, стоп. — Поднимаю руки, встаю из-за бара и бросаю наличку на стол. Киваю в сторону выхода, куда та с ужасом смотрит. — Вы оба. Бесите меня до глубины души. Но люблю я вас все-таки больше, поэтому будьте добры, разберитесь уже между собой. Как взрослые.

Лина дергается, спрыгивает со стула за мной.

— Предатель, — произносит негромко только одно слово, а я наклоняюсь и целую подругу в щеку.

— Скажи ему то же, что говорила тысячу раз мне, — шепчу ей на ухо. — Не будь трусихой. Если не выгорит, с меня ящик пива и свободные уши. Буду таскать тебя по всем караоке города, пока не сорвешь голос.

Она наконец слабо улыбается, но испуг с лица не стереть. Сразу лет на десять младше кажется, той самой безбашенной девчонкой, которая вечно робела перед Бережным. А он как раз подходит к нам — руки в карманах, глаза бегают от меня к Лине.

— Смотрите, я взял обещание с охранника, что он не выпустит вас, пока не поговорите, — подмигиваю им, — за бой посуды платите сами.

Жму руку Арсу и желаю удачи. Тот слабо улыбается в ответ, а потом смотрит на Паулину, и его глаза загораются, как всегда было.

— Я подставился из-за тебя, — напоминаю другу так, чтобы Лина не слышала.

— Я не подведу, — отвечает с едва заметным кивком, — больше нет.

— И, кстати, — издалека окликаю начальника, который, кажется, уже забыл обо мне, — если тебе вдруг поступят жалобы из администрации насчет того, что кто-то, возможно, слегка превысил полномочия и на простом русском объяснил нужды пожарной части, то…

— Они согласились, — отвечает Арс.

— В смысле?

— В прямом, нам предоставят все, что мы запросим. Ты оказался очень убедительным.

По дороге домой я в приподнятом настроении звоню матери и даже недолго разговариваю с отцом. Мы тут повздорили, потому что он, будучи не в лучшем состоянии, решил характер показать и сделать нервы маме. У нас вышел спор, но вроде бы мы поняли друг друга. Сейчас я просто рад, что мама рада, на ней в последнее время лица не было. И что родители вместе — тоже рад. Не представляю, каково отцу было столько времени нести эту ношу одному.

Обещаю навестить их завтра, обещаю обязательно познакомить отца с Юной и Лисой, про которых мать ему, естественно, все уши прожужжала. Он по-черному шутит, что мне стоит поторопиться, и я даже смеюсь. По-прежнему не теряет хватку — это хорошо.

Приезжаю поздно, но, едва переступив порог, ловлю себя на новых ощущениях. Я дома — вот, что шепчут запахи и приглушенные звуки. Квартира теперь не кажется пустой и одинокой, не кажется слишком большой, когда на столике перед работающим телевизором разбросаны фломастеры, а Юна с Лисой, свернувшись под пледом, посапывают во сне.

Я наблюдаю за девчонками, не смея подойти ближе. Боюсь потревожить. И именно в этот миг понимаю, что Юна во всем была права. Мне больше не нужно спасать целый мир. Мой мир сужается до двух малышек. Я должен защитить их.