— Атэл, одна из лучших в городе гостиница эта. Но в доме атир Миджирг намного удобнее покои будут ваши, я уверен, — извиняющимся тоном произнес Вагга, закрывая дверь. — Гостиница, даже самая хорошая, все равно не дом, да?

— Да…

Подойдя к одному из окон, Ханет выглянул во двор. Листья растения, которым была увита стена, касались снаружи стекла, а от того казалось, что он выглядывает из кроны дерева. Прогуливающиеся по двору гзартмы отсюда выглядели маленькими, словно дети, зато лоханка с водой оказалась как на ладони. Струи, бьющие в разные стороны, сверху походили на цветок с шестью лепестками. Ханет покачал головой: вот ведь чудеса! Будто несколько тавов притаились в глубине и разом выпустили вверх струи воды — он такое видал в море, правда, только издали.

— А сколько мы еще в Запопье будем? — спросил он, отвернувшись от окна.

— После праздника Последнего Урожая уедем мы. В конце следующей х’пеи состоится он. Х’пеи вашей человеческой недели чуть длиннее наша. Бои на арене и турнир по затрикию к этому времени закончатся как раз. После чествования победителей в городе гуляния и последняя ярмарка начнутся. Вечером на озере фейерверк устроят. Что такое фейерверк знаете вы? Нет? Как бы объяснить вам… Во время фейерверка в небо много — много разноцветных огней запускают. Впечатляющее зрелище, понравится обязательно вам! — с энтузиазмом заверил Вагга.

Несмотря на манеру ставить слова не в том порядке, на общем он тоже говорил куда лучше прежних слуг.

Отвернувшись от окна, Ханет посмотрел на Ваггу, решив, наконец, как следует разглядеть того, кому предстояло заботиться о нем. Вагга был такой же, как и слуги в гостинице: длиннорукий и длинноногий, нескладный, словно подросток. Тонкие и будто смазанные черты лица казались малосимпатичными, однако, когда слуга простодушно улыбнулся в ответ на изучающий взгляд, Ханет заметил, что зубы у него хоть и такие же длинные, как у гостиничных слуг, но клыки самые обычные. Почему-то именно звериные клыки казались ему самой пугающей чертой огр, а постоянно находиться рядом с тем, кто тебя пугает, хотелось не очень. А вот пальцев на руках у Вагги было не пять, а шесть.

— Вы все такие — шестипальцые? — с любопытством спросил Ханет.

— Дар… огры и гзартмы Древнего дома, да. По шесть пальцев у нас всех.

— А чем еще вы от нас отличаетесь? — продолжал расспрашивать Ханет.

— Ещё? — слуга шевельнул ушами. — Ну, мы, слуги, бесполые.

— Как это? Слуги в гостинице говорили об энтом, но я не понял.

— Не мужчины и не женщины, если по-вашему. Мы не служим Плодоносящему чреву Удры, лишь тем, кто служит Ей… Ну все, вам рано знать такое, да и времени нет! — спохватился Вагга. — Делом займемся давайте. Я расскажу потом все, что позволено, вам.

— Мы в гостинице думали, что слуги женщины, но они сказали, что слуги — это слуги. Но правильно все ж к тебе как обращаться-то, как к мужчине? Али как к женщине?

— Как к мужчине. У нас в языке есть особый род для слуг, а в вашем языке такого нет. Но ваш мужской род ближе будет, пожалуй.

— Да? А почему?

— Атэл, я все же давайте вам потом объясню, хорошо? Правда-правда, совсем времени нет у нас!

Ханет недовольно хмыкнул. Прерывать столь увлекательный разговор ему совсем не хотелось.

— Сейчас, должно быть, в ванну? — спросил он, помня о том, как во время аукциона их заставляли мыться по два — три раза на дню. Дома зимой он, конечно, не мылся так часто, но летом бегал к морю, чтобы искупаться и утром, и вечером, поэтому ничего такого в постоянном мытье не видел. Не тяжел труд, поди, не поле пахать и не в каменоломне добывать руду.

— Разумеется! Наверняка привести себя в порядок не терпится вам. И от этого простенького наряда избавиться. Атир наряды купила для вас. В восторге будете вы, уверен я.

— Как же она могла купить мне наряды, ежели купила меня самого толкмо утром? — скрестив руки на груди, спросил Ханет, изо всех сил стараясь сохранить серьезность и не прыснуть, представляя огромную огриху, любовно выбирающую ему цветастые халаты. — Может быть, она купила их просто на всякий случай? Не для меня, а для того гзартмы, которого удастся получить, а?

— Ну что такое говорите вы? — воскликнул Вагга, вытаращив на Ханета блекло-зеленые в коричневую крапинку глаза, явно шокированный подобным предположением до глубины души. Его заостренные уши зашевелились, двигаясь туда-сюда. Глядя на него, сохранять серьезность становилось все труднее.

— Конечно же, нет! Покупать никого другого не собиралась она. Если бы ей не достались вы… Хотя, что говорю я! — оборвал слуга сам себя и даже всплеснул руками, похоже, озадаченный собственной глупостью. — Возможно разве такое? Атир сразу предложила за вас… Впрочем, опять слишком разболтался я, простите. Спешить нужно нам.

Через полтора часа, Ханет стоял перед огромным — во всю стену зеркалом, облаченный в нежно-розовый шелк и бархат, расшитый серебряными нитями. Слуга перетянул ему талию широким поясом из плотной серебристой ткани, и отступил в сторону с восхищенным восклицанием.

— Атэл, нравится вам? — с ноткой самодовольства в голосе поинтересовался он.

Ханет повернулся к зеркалу одним боком, потом другим, осторожно коснулся волос, зачесанных в высокий хвост, украшенный красивой серебряной заколкой. Смешно ему уже не было. Ну, волосы — ладно, у огр и гзартм тут тоже разные прически, можно привыкнуть, что уж там, но вот розовое… просто проклятье какое-то!

— Хотите взглянуть? — Вагга тут же засуетился и подал ему небольшое зеркальце в резной оправе из кости. — К большому зеркалу спиной повернитесь. Как красиво, посмотрите!

Ханет подчинился и стал смотреть на себя, чтобы порадовать слугу. Очень уж тот старался, ну как тут скажешь, что увиденное его совершенно не радует?

— У тебя… э-э-э… золотые руки, Вагга, — вздохнул он стараясь не думать о том, что похож на разряженную куклу, которую видал как-то в витрине одной городской лавки для богатеев.

— Атэл, да будет вам! — зардевшись от удовольствия, потупился тот. Хотя, в его случае, пожалуй, стоило сказать «потемнев от удовольствия», поскольку назвать болотный цвет его щек «румянцем» просто не повернулся бы язык. — Когда времени у нас с вами побольше будет, вот тогда, что я умею, увидите!

— Хорошо… а теперь обед? — с надеждой спросил Ханет. В животе уже подсасывало от голода.

— Обед, — забрав у него зеркало и положив на столик, уставленный банками и