недоразумение быстро сказал он. – Мне нужна хорошая, большая, удобная комната, а не лачуга для ночлега. Люди, которые снимали для меня эту комнату, старались, видимо, пощадить по возможности мой кошелек. Но если у вас имеется лучшая комната, я за ценой не постою.

Хозяйка молча прошла через коридор, открыла дверь в другую комнату, повернула выключатель и сказала:

– Эта вот еще свободна, но она стоит три с половиной марки.

Гость с удовольствием оглядел большую, удобно, почти уютно, обставленную комнату, заплатил женщине за несколько дней вперед и лишь потом, когда стал расхаживать по комнате и раздеваться, он понял, что, в этой невзрачной одежде, с мешком за спиной, вместо всякого багажа, он на лучший прием не мог и рассчитывать. Лишь утром, когда он проснулся в непривычно мягкой чужой постели, и вспомнил вчерашний вечер, он понял, что его недовольство простой кроватью и его барское требование больших удобств шло в сущности в разрез с его принципами. Но он не стал долго думать об этом, а бодро встал, в возбужденном предвкушении наступавшего дня. Он рано вышел из дома и с удовольствием прогулялся по давно знакомым, но уже почти забытым местам. Так хорошо было бродить тут и осознавать себя частью механизма этого огромного города, вместо того, чтобы томиться в одиночестве, довольствуясь лишь философскими измышлениями и чтением странных книг. Даже доносившиеся издалека утренние фабричные свистки не казались ему безобразными и не напоминали ему об ужасах промышленности, а рассказывали только о том, что люди шли в этот час на работу. Большие кафе и магазины еще были заперты, но он зашел в небольшую закусочную, чтобы выпить чашку молока.

– Кофе прикажете? – спросил кельнер, и тут же стал наливать.

Рейхардт, улыбаясь, дал ему налить кофе, и с тайным наслаждением вдыхал в себя аромат напитка, в котором отказывал себе целый год. Но этим маленьким удовольствием он и ограничился, съел только кусок хлеба и взял в руки газету. В ней он тотчас нашел небольшую заметку, которая сообщала о сегодняшнем съезде и приветствовала его участников.

«С нетерпением», сказано было в этой заметке, – «ждем мы этого съезда людей, объединённых общим благородным стремлением и надеемся, что сегодняшняя встреча приведет к новым важным для всех нас решениям»… С легкой иронией отмечалась некоторая экстравагантность внешнего вида участников съезда и выражалось искреннее сожаление о том, что большинство из реформаторов оторваны от реальной жизни и не принимают в ней деятельного участия.

Все это сказано было благожелательно и мило, и обычный читатель подумал бы о том, насколько эта учтивость противоречит той враждебной нетерпимости, с которой судят мир большинство новоявленных пророков-реформаторов. Рейхардт задумчиво вышел из кафе и направился в зал собрания, убранный пальмами и лаврами и, уже кишевший толпой гостей. Почитатели природы были очень немногочисленны, их ветхозаветные костюмы и здесь обращали на себя внимание своей несуразностью, но зато среди них можно было увидеть несколько одухотворенных лиц ученых и много молодых художников. Первым взял слово элегантный молодой человек и выразил пожелание, чтобы приверженцы различных течений не продолжали здесь своих споров, а постарались бы найти точку соприкосновения и сблизиться между собой. Потом он говорил о религиозных течениях нашего времени и связи их с современным миром. За ним последовал седой теософ из Англии, который изложил свою веру, как воплощение всех мировых религий. Его сменил господин, занимавшийся изучением расовых проблем, с резкой вежливостью поблагодаривший за сообщение, но раскритиковавший идею о международной религии, как опасную утопию, так как каждый народ имеет потребность и право на собственную веру, сложившуюся согласно его традициям. Во время этой речи с одной женщиной, сидевшей подле Рейхардта, сделалось дурно, и он предупредительно повел ее к ближайшему выходу. Чтобы не беспокоить опять слушателей, он остался возле дверей и старался вновь поймать нить выступления, рассеяно водя взглядом по ближайшим рядам стульев.

Вдруг невдалеке он заметил изящную женскую фигурку, которая тотчас приковала к себе его взгляд. Сердце его тревожно забилось, он тотчас и думать забыл о речи оратора и узнал в сидящей девушке Агнессу Вейнланд. Дрожа всем телом, он прислонился к косяку двери, и почувствовал себя словно заблудившийся странник, который после долгого пути неожиданно увидел башни родного города. Все плыло перед его глазами, он был словно в тумане, и во всем мире остались только он и она. Когда оратор закончил свое выступление слово взяли несколько его оппонентов, и уже чувствовалось в воздухе возбужденное настроение страстных споров и нетерпимости, которые должны были привести конгресс к плачевному краху, вместо того, чтобы послужить спасению мира.

Но Бертольд не слушал уже этих новых буревестников надвигавшейся бури. Он не отводил глаз от фигуры любимой девушки и всем существом своим чувствовал, что только она одна может его спасти и вернуть обратно к жизни и счастью. К концу следующей речи девушка встала и легкой своей походкой направилась к выходу. Ее серьезное лицо не могло скрыть неприязненного отношения ко всем этим препирательствам. Она прошла совсем близко от Бертольда, не заметив его, но он успел оценить что ее прекрасное лицо все так же свежо, а также с удивившей его самого радостью, отметил, что на всем ее пути ее провожали восхищенными, почтительными взглядами. Она вышла, как всегда, безупречно одетая, и пошла вниз по улице своим твердым, ровным шагом, как человек, четко понимающий, что он ждет от жизни. Не спеша шла она по улицам, лишь пред витриной одного цветочного магазина остановилась на мгновение, залюбовавшись великолепными цветами и не подозревая, что Бертольд все это время следит за ней. Он шел за ней до последней улицы предместья, где она исчезла в воротах того же дома, где жила раньше. Тогда он пошел обратно, медленно, не поднимая глаз от земли. Он рад был, что она не видела его, и его запущенная, неприглядная внешность, вчера уже угнетавшая его, стала ему теперь нетерпима. Он первым делом пошел к парикмахеру, который подстриг ему волосы и сбрил бороду. Потом он поспешил в большой магазин готового платья, купил модный костюм, тщательно подобрав его по своей фигуре, купил также белье, галстуки, шляпу, пальто и удобную обувь, и вечером, когда он приятно-утомленный вернулся домой, вещи в картонках и свертках уже ожидали его. Он не мог устоять пред искушением тотчас же примерить их, – оделся с головы до ног в новые вещи, несколько смущенно улыбнулся себе в зеркало и попытался вспомнить испытывал ли он еще когда-либо в своей жизни такую детскую радость по