С нами, «добровольцами», никто не разговаривал, а мы и не настаивали. Попрыгали в грузовик, захлопнули борт, сумрачно ощущая, как двигатель колымаги набирает обороты.

И всё. Следы пребывания человека в этом мире стёрты.

***

В расположение вернулся в полном молчании, ни с кем не общаясь. Взвинченный, раздражённый от неожиданной выходки товарища и наставника. Зачем он Хлюпу убил? При всех?

— На кой?! — выпалил я, едва закрылась дверь в наше обиталище.

— Ты о чём? — Псих отозвался безмятежно, с непониманием.

Захотелось его прибить. Тут же. Не за поступок. За спокойствие.

— О том, что ты человека завалил!

— Я помню.

Нет, он точно напрашивается, чтобы его если и не прибили, то хотя бы стукнули. Или терпение моё проверяет?.. Схватил чайник, прямо из носика напился невкусной, застоявшейся за время нашего отсутствия воды.

— Псих! Ответь! Хлюпа, конечно, мразь редкостная, но при всех, прямо посреди чужой части!..

— Так надо. Он плохой. Я тебе помогал. Ведь я же обещал что-то придумать. Теперь ты можешь сообщить в СБН, что это сделал я.

Из меня будто бы стержень вытащили. Ноги безвольно подкосились, тело обмякло, чайник с пластиковым грохотом упал на пол. Выручила койка, весьма удачно оказавшаяся рядом. Без стеснения выматерившись, я уселся на край, а ладони сами обхватили голову, словно она могла взорваться от столь наивных ответов.

У него с головой вообще плохо стало? Грохнуть ради того, чтобы я красиво тому самому Майклу доложился? В тюрьму захотел пойти?

— Ты совсем?.. — закончить не получилось. Подходящего эпитета не нашлось.

— Нет. Я в порядке, — участливо отозвался наставник. — Правда. Это ты немного не понимаешь.

— Чего? Того, что ты из-за меня подставляешься под статью о преступлении первой степени?!

Бросив рюкзак на стул у своей койки, Псих присел рядом и поднял руки, как бы желая меня обнять, но, не решившись, опустил. Пожевал губами, скорчил скорбно-участливую физиономию. Наверное, он ждал от меня каких-то поступков или слов, но не дождался. Всё, на что меня хватило — уставиться на носки собственных ботинок. На него я смотреть не мог.

— Поясняю, — сослуживец говорил бесцветно, словно произносил этот набор букв тысячи раз и бесконечно от него устал. — Тебе необходима информация для Службы Безопасности. Я тебе её предоставил. Сдержал обещание помочь. Друзья всегда должны помогать друг другу. Ты про это забыл?

— Но не так!

— И так тоже. Вижу, вся картина тебе не видна. Убедил... Перейдём к первопричинам, — голос его стал жёстким, шершавым, почти материально способным причинить боль. — Ты рассказал мне о наркотиках в душевой. Рассказал об этом засранце. Рассказал о том, что он ухитрился впутать кого-то ещё в своё дерьмо. Такие люди всегда себе на уме, у них нет ничего святого и понятий честности.

— На улице в каждого первого пальцем ткни — для кого-то он обязательно окажется уродом и сволочью. Включая нас.

— Мне неинтересны сравнения, — Псих отодвинулся, после встал и подошёл к окну. — Это всё наносное. Придумали болтуны, чтобы было о чём языки чесать. Не уподобляйся им. Станешь скучным... Я про того волонтёра, бывшего бойца. Его смерть решает сразу множество проблем. Для тебя — повод выиграть месяц-другой. Для «Титана» — пропажа основного свидетеля в дурацких обвинениях. И тут опять всплывешь ты. Не нужно особо скрывать эту историю. К тебе в автобусе подсела женщина, молола чушь. Хлюпа, если я правильно называю кличку убитого, теперь не подтвердит и не опровергнет. Соответственно, из общей картины его можно выбросить. В сухом остатке видим лишь чудаковатую даму, делающую молоденьким бойцам престранные предложения. О таком редко кто докладывает. Насмешек боятся.

— Но там же были пакеты! — решительность Психа меня пугала, как и его умозаключения. Смешать столько всего в кучу — надо суметь.

— Кроме нас об этом никто не знает. Пока... Неужели ты считаешь, что история с таблетками никогда не всплывёт? — он сделал шаг ко мне и постучал пальцем по моему затылку. — Смотри на меня! Мне нужны твои глаза...

Стук отозвался головной болью.

— Будущего не вижу, — оторвать взгляд от ботинок оказалось нелегко, но я справился.

— Никто не видит. Пользуйся логикой. Этот Хлюпа при малейшей угрозе сдал бы всех и подписал бы любой документ, обеляя себя. Как с гранатами. Не надо ему жить, потому что дурак. Был бы умнее — тёрся бы в другом месте. Подальше от передовой, в частности, и от войны в общем. Хочешь скажу, зачем он в волонтёры подался?

— Зарабатывать.

— Да. Ты умный, Маяк. Только медленно думаешь. Мне кажется, он собирался травкой заниматься. Её все любят. И командование сквозь пальцы смотрит, если в хлам не упарываться. Взамен можно брать деньги. У солдат они есть, а тратить их особо негде. Или женщин бы возил. Тоже хороший товар. В микроавтобусе — матрац, пропуска можно купить. Непритязательным сойдёт...

— Псих, к чему ты ведёшь? — я окончательно перестал понимать выверты его логики.

— К тому, что я одним выстрелом решил массу проблем. Когда на тебя надавит человек, с которым ты встречался на берегу — с чистой совестью можешь рассказать про импульсный пистолет и смерть Хлюпы. Он усомнится. Выводы баллистической экспертизы, если её вообще сделают, покажут, что угол попадания соответствует возможному выстрелу из той самой рощи, при помощи контрабандной винтовки Федерации. Снайперской, конечно. Поскольку принцип работы и у пистолета, и у снайперки совпадают, разница лишь в силе первоначального импульса и некоторых пользовательских настройках, то доподлинно определить, из чего шмаляли, не представляется возможным. Физических следов в виде гильз и прочих предметов, способных помочь в идентификации оружия убийцы, не остаётся. Баллистическая экспертиза частично отпадает. Импульс рассеивается, не изменяя траектории... Идём дальше. У покойного попадание выразилось в открытой травме верхней левой половины черепа, что, при некоторых примитивных расчётах, тоже подтверждает теорию о том, что враг, жутко ненавидящий наших волонтёров, работал издали. Я подкрутил настройки в ущерб дальнобойности и в угоду площади поражения. Совсем как из винтовки с изрядного расстояния, когда рассеивание началось. Бойцы, в свою очередь, подтвердят, что мы во время выстрела находились на виду и залегли вместе со всеми. Камер поблизости я не заметил. Если и направлены издалека, то вряд ли они что-то увидели из-за выбранной мной позиции... — наставник после столь длинной, выданной на