Шрифт:
Закладка:
В Касабланке было принято решение о первоочередном проведении Сицилийской операции по двум причинам, первой из которых, по словам Эйзенхауэра, было немедленное открытие морских коммуникаций в Средиземноморье. Второй причиной было то, что остров Сицилия не слишком велик, а потому его оккупация после захвата не потребует чрезмерных усилий, даже если немцы и Муссолини попытаются предпринять большое контрнаступление. Разработка планов по захвату Сицилии под кодовым наименованием «Операция “Хаски”» началась в феврале 1943 года.
В конце мая, за месяц до наступления на Сицилию, в штаб союзного командования прибыли Черчилль, генерал Маршалл и начальник имперского Генерального штаба генерал Брук, чтобы обсудить последующие цели Сицилийской операции. Мало было захватить этот остров и обеспечить кораблям союзников свободу плавания в Средиземном море. Предстояло решить сложную дилемму. Конечно, после захвата Сицилии напрашивалась необходимость прекращения крупных операций на Средиземном море – чтобы сберечь силы для долгожданной высадки на севере Европы.
«На первом пленарном заседании выступил вначале Рузвельт. Президент США сразу взял неформальный тон. И меня поразило – никакой повестки дня. Просто – давайте поговорим, в семейной обстановке, мы все здесь собрались ради очень важной цели. Эта непринужденность меня удивила. Сталин принял это совершенно спокойно – давайте. И после заседания меня многие с английской и американской стороны спрашивали – ну, как Сталин себя вел? Отвечаю – очень хорошо, лояльно, терпимо ко всему относился. Часто употреблял выражения “если мне не изменяет память”, “если я не ошибаюсь”. Они говорят: не может быть! Это не тот Сталин, о котором мы знали…»
Черчилль заявил, что весьма обеспокоен тем, понимает ли Эйзенхауэр «желание двух правительств воспользоваться любой благоприятной возможностью, какая может возникнуть в результате падения Сицилии. Он опасался, что мы будем истолковывать свою задачу в столь узком плане и с захватом Сицилии независимо от обстоятельств остановимся».
Айк в свою очередь не мог разгадать – по его собственным словам, – чего же хочет британский премьер: «Поскольку нормальным явлением в любом сражении является максимальное использование достигнутых успехов, я лично испытывал сомнения насчет того, чего, собственно, премьер-министр ожидал или хотел. Однако в моем присутствии он не предлагал начать никакой кампании в крупных масштабах, скажем, на Балканах или даже в Северной Италии, в качестве минимальной цели. Казалось, он был искренне обеспокоен скорейшим захватом Южной Италии и, как мне представлялось, в данный момент не выдвигал никаких иных планов».
Потом, в частном разговоре с генералом Бруком, вдруг всплыло, что «премьер-министр был бы рад пересмотреть планы наступления через Ла-Манш, и причем основательно, чтобы исключить эту идею из принятой союзниками стратегии». Брук сказал, что поддерживает идею использования военно-морской и воздушной мощи союзников блокады Германии и уничтожения ее промышленности при уклонении от крупных сухопутных сражений на главных фронтах. «Он придерживался мнения, что в большом сухопутном сражении мы оказались бы в крайне невыгодном положении и понесли бы огромные и бесполезные потери, – писал Эйзенхауэр. – Он не хотел бы открывать более крупный фронт, чем тот, который мы могли поддерживать в Италии. Я не знаю, соглашался ли премьер-министр с той частью этого заявления, которая поддерживала откладывание на неопределенное время наступление через Ла-Манш, но генерал Брук действительно хотел направить в Италию максимальное количество союзных войск из имевшихся на Средиземноморском театре военных действий».
Но такой вариант не укладывался в общую стратегию: «Любое предложение об отказе от операции “Оверлорд” или намек на это всегда могли служить поводом для того, чтобы генерал Маршалл и я решительно и бескомпромиссно выступили против такого нарушения согласованного решения. Мы оба не только поддерживали все те основные соображения, побудившие первоначально принять концепцию операции «Оверлорд» как нашего главного стратегического усилия в Европе, и не только повторяли их при любом удобном случае, но и внимательно рассматривали каждое предложение относительно использования войск в других местах, если оно отодвигало перспективу проведения операции. Как известно, под названием «Оверлорд» скрывалась как раз грядущая высадка союзных войск в Нормандии.
«Может показаться удивительным, что антигитлеровская коалиция СССР, Англии и США существовала уже более двух лет и что лишь в конце 1943 г. состоялись эти первые настоящие совещания лидеров Большой тройки. Правда, в 1941 г. Гопкинс, Бивербрук, Гарриман и Иден побывали в Москве; в мае 1942 г. Молотов летал в Вашингтон и в Лондон, а в августе 1942 г. в Москву приезжал с визитом Черчилль. Этот визит проходил в мрачной обстановке. Сталин и другие советские руководители показались Черчиллю настроенными не очень радостно и приветливо. Советским людям предстояли в скором времени самые тяжкие испытания в Сталинграде, и немцы уже проникли на Кавказ».
Английский главнокомандующий Монтгомери вспоминал, что противоречий между союзниками возникало предостаточно, и при обсуждении очередной операции как раз с Эйзенхауэром он ощутил себя вымотанным до предела: «Я лег спать с ощущением, что сражаться с немцами легче, чем сражаться со своими по важнейшим проблемам, от которых зависело все. Мне стало любопытно, так ли планируют свои операции и немцы…» При этом Монтгомери признавался, что с нетерпением ожидал высадки на европейский материк. «Мы вступали в пятый год военных действий, и поквитаться предстояло еще за многое. В мае 1940 года меня вместе со многими другими немцы столкнули в море у Дюнкерка. В мае 1943 года я имел огромное удовольствие участвовать в сталкивании немцев в море в Тунисе. В августе я вновь имел удовольствие участвовать в сталкивании их в море на Сицилии. В общем, за Дюнкерк мы с немцами уже поквитались…» Но, по его словам, предстояло поквитаться еще за многое.
И вот в Тегеране «Большая тройка» приступила к обсуждению того, как же это осуществить.
Именины Черчилля
Во время Тегеранской конференции у Черчилля был день рождения. Сталин подарил британскому премьеру каракулевую папаху, бекешу и фарфоровую скульптуру. А кроме того, как рассказывали некоторые участники встречи, Черчиллю