В то же утро Элизабет и Мэйзи снова появились в штаб-квартире гестапо. Кальтенбруннер отказывался их принимать, но женщины упорно ходили к нему каждый день. Мимо них на допросы водили сотни безмолвных, протестовавших, избитых, рыдавших, напуганных узников. Среди них была и дочь Зигмунда Фрейда Анна. Ее потом освободили, но ее восьмидесятидвухлетний легендарный отец, сам тогда находившийся под домашним арестом в Вене, твердо решил уехать из Австрии. Кое-кто уже опоздал. Многие арестованные исчезли навсегда[667].

26 марта 1938 г. жены, в который уже раз придя в гестапо, узнали, что их мужей в городе нет. Больше им не сказали ничего. Не теряя ни минуты, обе кинулись на Фаворитенштрассе, в резиденцию Марии-Терезы. Она посоветовала подниматься выше по инстанциям. Через несколько часов отец Мэйзи, капитан Джордж Джарвис Вуд, буквально выполнил то, что она сказала, и вылетел в Лондон, надеясь, что британское Министерство иностранных дел поможет ему в розысках братьев[668].

После полудня в Берлине произошло событие, которое вскоре повлияло и на Гогенбергов, и на Чехословакию, и на всю Европу. Гитлер закончил разработку планов аннексии Судетской области, а вслед за ней остальной территории страны, в том числе и Праги[669]. По указаниям из Берлина в Судетской области заполыхали «народные» мятежи. Крупные буквы заголовка в New York Times гласили: «Чехи получили удар по автономии; Италия, Франция и Британия готовы поддержать любую схему сохранения мира»[670]. Более мелким шрифтом сообщалось, что Судетская немецкая партия потребовала немедленного объявления независимости и объединения с Германией[671].

В Вене женщины семьи Гогенберг сутками писали письма в официальные инстанции Австрии и Германии, спрашивая, где искать своих пропавших мужей. 14 апреля 1938 г. их усилия были вознаграждены. Мэйзи ответил тридцатисемилетний шеф германской полиции и министр внутренних дел, рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. Среди многих его обязанностей был и надзор за гестапо. Он сообщил ей, что аресты были вызваны «ужасным поведением» обоих мужчин, с 1934 г. действовавших против нацистов: «Ваш супруг, принц Эрнст Гогенберг, вместе со своим братом содержится в концентрационном лагере Дахау. Наравне с другими заключенными, содержащимися под стражей с целью защиты, с ними там будут обращаться справедливо, без всякой угрозы жизни»[672]. Незадолго до этого он ездил в Дахау и сказал австрийцам: «Знайте, что с сегодняшнего дня вы находитесь под стражей для обеспечения безопасности; это значит, я обещаю вам самую надежную защиту»[673].

Тщательно проверенные цензурой письма Максимилиана и Эрнста, с немецкими почтовыми штемпелями, подтвердили их местопребывание. Были арестованы тысячи австрийцев. Сотни вышли на свободу, остальных убили. Мало кто чувствовал себя в безопасности, но нашелся человек, который предложил помощь Гогенбергам. Австриец, барон Вильгельм фон Кеттелер, секретарь Франца фон Папена, вышел на связь с Элизабет и Мэйзи и сообщил, что для них самих и детей он может получить выездную визу в Швейцарию[674]. Женщины отказались, опасаясь, что если уедут из Австрии, то больше никогда не увидят мужей. Вскоре после этого труп Кеттелера выловили из Дуная. Сообщали, что с начала аншлюса в Австрии покончили с собой семь тысяч человек, в основном евреев. Кеттелер был католиком, а значит, не мог наложить на себя руки. Избитый, вспученный труп сильно пах хлороформом: им воспользовались, чтобы заглушить крики жертвы. Все стало ясно без слов. Гогенбергам некому было помогать[675].

Графиня Роза фон Лоньяи Вуд, мать Мэйзи, откровенно переговорила со своим старым другом послом фон Папеном. Он заверил ее, что арест зятя был «злосчастной ошибкой», которую он немедленно исправит. Но, прознав, что Гогенбергов арестовали по личному указанию Гитлера, он больше никогда не говорил с миссис Вуд[676].

В родовом замке Вюртемберг мать Элизабет, Мария Лобковиц, принцесса Вальдбург, взяла дело в свои руки и велела шоферу готовить ее большой «Майбах» к длинной поездке. Черно-желтая машина, в династических цветах Вальдбургов и Габсбургов, проехала сто восемьдесят пять километров до ворот Дахау. Там принцесса потребовала свидания с зятем, герцогом Максимилианом фон Гогенбергом, и принцем Эрнстом, его братом, но получила вежливый отказ. Только когда к машине подошел комендант Дахау Ганс Лориц и уважительно напомнил принцессе, что ей не разрешено находиться на территории лагеря, а с Максом и Эрнстом разговаривать нет возможности, она вынуждена была ретироваться[677]. По иронии судьбы обоих братьев регулярно гоняли по парадному плацу, где над ними всячески издевались высокопоставленные нацисты, когда приезжали в лагерь[678].

Известия о том, как с ними обращаются, просачивались в европейские столицы. К делу подключились множество влиятельных людей, среди которых были папа римский, государственный секретарь Ватикана, король и королева Швеции, герцог Люксембургский. Даже жены Невилла Чемберлена и Эдуарда Галифакса, премьер-министра и министра иностранных дел Великобритании, пытались помочь, но получили грубый отказ[679].

Отто Габсбург съездил из своего бельгийского изгнания в Лондон, чтобы спросить генерального консула британского дипломатического корпуса: «Как же возможно, что сыновья Франца-Фердинанда содержатся в немецком концентрационном лагере, а английское правительство бездействует?»[680] Дипломат ничего не ответил. Тогда Отто вышел на королеву Великобритании Марию, вдову короля Георга V и мать герцога Виндзорского. Она попросила британских дипломатов обратиться напрямую к Герману Герингу. Британский посол спросил: «Кто приказывал отправить Максимилиана и Эрнста Гогенбергов в Дахау?» На этот вопрос он не получил прямого ответа, но Геринг сказал ему: «Принцам нужно оставаться там как можно дольше. Они садисты, как и их отец. Если бы Вы знали то, что знаем мы, то поняли бы, что мы ничего не можем для них сделать»[681]. Королеве Марии, которая знала Франца-Фердинанда и любила его как человека, показалось, что мир сошел с ума.