– Помоги мне подготовиться.

Он предложил ей семги, а потом сказал:

– Что ж, если тебе интересно… Все понимают, что для путейной ветки нужен участок земли шириною в десять шагов, а при строительстве ветки протяженностью двести милов из землепользования и налогообложения будет выведен всего один квадратный мил земли. Однако, к изумлению немалого числа коронов, чтобы проложить путейную ветку, недостаточно провести прямую линию на карте местности. Движители не могут преодолевать крутые склоны, возведение мостов очень затратно, грунтовые работы еще дороже, а рытье тоннелей обходится и вовсе в запредельные суммы. К тому же даже опытные картографы за день способны провести съемку всего трех, в лучшем случае четырех милов. Более того, движителям нужны места для заправки водой и углем – не там, где это удобно, а там, где это необходимо. Перевозка свежих продуктов в вагонах-рефрижераторах невозможна без льда. Скот надо кормить, поить и выгуливать. Пассажиры требуют исполнения огромного количества запросов и каждый день придумывают все новые и новые. Далее, кому-то придется расстаться с земельным наделом, еще кому-то – с тишиной и покоем, кому-то придется жить с постоянной угрозой пожаров, под колеса может попасть чья-нибудь корова или, как ни печально, чей-нибудь близкий. Ты никогда не видела, как деревня пытается справиться с последствиями крушения поезда?

– Ох, нет.

– Но главное даже не в этом, – веско сказал Варис, подаваясь вперед. – Даже самый простой участок железных путей – например, пассажирское сообщение между близлежащими населенными пунктами или перевозка угля из шахты в пакгауз – вызывает сотню осложнений и две сотни скрытых обид. Собственно, похожие проблемы возникают и на обычных дорогах: где напоить коней, как расчистить палую листву или сугробы, довольствоваться ли грунтовыми трактами, примирившись с топкой грязью и вечными колдобинами, или мостить дороги брусчаткой, которую потом необходимо поддерживать в хорошем состоянии. Ты читала «Утраченный путь» Корнфлауэра?

– Нет.

– Он утверждает, что кверкам пришлось уйти из Лескории, потому что у них не хватало средств на содержание дорог. Вообще-то я не совсем с этим согласен, но аргументация Корнфлауэра весьма убедительна.

Лумивеста рассмеялась:

– Короче говоря, у нас нет выбора. Без торговли мы нищаем, а без дорог нет торговли. Так что, несмотря на все твои предостережения, мне думается, что железные пути для нас – наилучший выход.

– Несомненно. Товары по железным путям доставляют в десять, а то и в двадцать раз дешевле и настолько же быстрее. Более того, чем труднодоступнее ландшафт, тем больше выгода.

– Именно поэтому мой коронат в них нуждается, – кивнула она.

– Мне тоже так кажется, – сказал Варис. – Но я никогда не был в ваших краях, а ты их хорошо знаешь. И людей тоже.

– Ты же северянин. У вас суровые края.

Он согласно махнул рукой.

– Ну вот, теперь, когда мы обсудили проблему железных путей, скажи, о чем ты хотела со мной поговорить?

Она не сразу уловила ход его мысли. Варис терпеливо ждал ответа.

– Мне было очень непросто остаться здесь после того, как ты ушел к другой возлюбленной, – наконец сказала она. – Мне было очень непросто сегодня к тебе постучаться. Очень непросто, что бы ты ни сделал после того, как открыл дверь.

– Странж наверняка объяснил тебе наши с Агатой отношения или попросил кого-нибудь тебе все объяснить – нет, я его не просил и даже не собирался, просто я хорошо его знаю. Здесь, в этой усадьбе происходят… удивительные вещи. Я их видел своими глазами, я их чувствовал. Здесь люди способны на большее, чем обычно. И это хорошие люди, обычно способные на многое. А когда я возвращаюсь в столицу, где нет доброжелательности и добродетелей, принятых в усадьбе Странжа, где такое отношение попросту отсутствует, то вспоминаю, что сам я не очень хороший человек.

Внезапно он закрыл лицо руками и пальцами сжал голову так, что костяшки побелели.

– Что с тобой? – осторожно спросила Лумивеста.

Он попытался что-то сказать, но лишь тяжело перевел дух, а потом наконец опустил руки.

– Даже если я проживу целый век, то и тогда вряд ли окажется, что мир стал лучше по сравнению с тем днем, когда я появился на свет. А теперь, миледи, позвольте пожелать вам спокойной ночи. Мне еще нужно завершить подготовку к вашей войне, горы песка переворочать. – Он уставился на пол. – Площадку для игры хорошо готовить босиком: хоть и холодно, но все лучше, чем потом вечно вытряхивать песок из сапог.

– Да ну ее, эту войну!

– Не говори так. Ты же в парламенте. – Он взглянул на дверь, хотел было подняться, но остался сидеть. – Эдеа так любит Сильверна, что оставляет врата своего ума раскрытыми, и он в них возвращается. Винтерхольм обожает романтику и приключения, а еще ему нравится сознавать, что он куда свободнее тех, кто считает себя его хозяевами. Березар любит душу мира, и очень скоро она заключит его в свои объятья. Любовь Странжа к безграничному разуму намного сильнее того, на что способна людская плоть. – Варис обратил взгляд к Лумивесте – таким же взглядом он смотрел нее в купе, не в первую, а во вторую ночь. – Все, что я знаю о любви, я узнал от тех, кого встретил здесь. Они так богаты душевным расположением, что никого не оставляют обделенным.

– По-моему, ты не носишь одежд с чужого плеча.

Он встал, неуверенными шагами подошел к ней и коснулся ее руки. Прикосновение было легчайшим, но Лумивеста невольно ахнула.

– Одно из чудес усадьбы Странжа заключается в том, что даже одежда с чужого плеча здесь странным образом принадлежит тому, кто ее носит. Уже поздно. Возможно, завтра ты снова постучишь ко мне в дверь, и я хочу найти в себе силы ее открыть.

Лумивесте снова пришлось сделать над собой усилие, чтобы понять смысл сказанного. Она встала и обернулась к нему:

– Это не должно быть так трудно, Варис.

– Наверняка не должно. Но трудность заключена в самом моем имени, а ты названа, чтобы смотреть на закат.

Он распахнул перед ней дверь.

Лумивеста спустилась по лестнице. В тускло освещенном коридоре было тихо, все двери закрыты. Она не слышала, как Варис затворил свою дверь, и с трудом удержалась, чтобы не оглянуться.

Глава 4

Луна и мост

Лумивеста проснулась в темноте, подумала, что последний бокал бренди – ну, или один из последних бокалов – был явно лишним, перевернулась на другой бок в теплой мягкой