Шрифт:
Закладка:
– И после этого вы привезли ее сюда.
– Девушке ее возраста не место в доме холостяка. К тому же у меня и дома-то не было. Она… нет, об этом пусть Странж расскажет, если сочтет нужным. В общем, было очень и очень непросто превратить ее в ту Речен, какой она стала.
– Ваш профессор Скорейши… Наверное, он вами очень гордился.
Винтерхольм с характерной беспечностью отмахнулся:
– Милостью Богини профессор Скорейши умер еще до начала моей карьеры. Видите ли, миледи коронесса, я шпион, вор, тайный убийца, читатель чужих писем, разбиватель прогнивших сердец. В свою защиту могу только сказать, что мои занятия приносят мне достаточно денег, позволяя быть весьма придирчивым в выборе работодателей.
– Я всем вам говорю что-то невпопад, – резко заметила Лумивеста.
Винтерхольм поднялся с кресла, заложил руки за спину, подошел к креслу Лумивесты и мягко сказал:
– Я привез Речен сюда, поскольку не знал, чем еще ее занять. А Странж сразу же попросил ее покатить его инвалидное кресло. Она повиновалась, потому что привыкла покорно исполнять любые приказы. Но эта покорность вскоре испарилась: всякий раз, как Речен покидала комнату, вместе с ней исчезали и еда, и столовое серебро. Но Странж никогда не ошибается в оценке людей. Очень редко ошибаются и те, кто учился у него, – Варис, Эдеа, Березар… К тому же Березару еще и Богиня помогает. Ну а я стараюсь об этом не думать.
В коридоре послышался шум. В дверях салона показался Странж в кресле, которое катила Дани. Следом за ними вошли Эдеа, Сильверн, Речен и Березар. Все они уже переоделись в удобную домашнюю одежду: шлафроки, ночные сорочки и пижамы. Речен, в струящемся одеянии темно-зеленого атласа и с шестиструнной лютней на плече, казалась чудесным видением, сильфидой лесного озера. При виде Сильверна в длинном сером халате, перепоясанном красным кушаком, и в остроносых вышитых красных шлепанцах Лумивеста вспомнила изображения вождей колианских племен.
Внезапно развеселившись, Винтерхольм сказал:
– О, а вот и гулянье начинается! Вы поете, миледи гостья?
– В каком смысле?
– Видите ли, тут принесли мою старую черную лютню, так что мне пора прекратить дозволенные речи. Пойдемте с нами в зал, споем все вместе.
– Да-да, пойдемте же! – попросила Эдеа.
Речен потянула Лумивесту за рукав.
Кресло Странжа вкатили в кабину лифта, и все столпились вокруг, кроме Речен, которая вприпрыжку побежала вниз по лестнице. В обеденной зале стол придвинули к стене с гобеленом, расставили повсюду мягкие кресла и разложили на полу подушки. Электрические лампы выключили, свечи и керосиновые лампы излучали теплое колеблющееся сияние. Тихонько потрескивал огонь в каминах. Лунный свет из огромного окна – прямой и отраженный от пруда – покрывал все мягким блеском.
Винтерхольм уселся в кресло у окна, взял в руки лютню и тронул струны, извлекая из них неземные звуки.
– Ну-ну, спокойнее, – сказал он инструменту. – Сейчас мы тебя подтянем.
Он настроил лютню, дождался, когда все устроятся поудобнее, и тут же заиграл «Корона Гранжа» – детскую песенку, которую хорошо знал каждый лескорийский ребенок.
Первым запел Сильверн, глубоким басом, от которого задрожали стекла в окнах:
– Раз корон Гранж дождливым днем
Отправился гулять,
Орал на капельки дождя,
Чтоб уносились вспять.
Лумивеста, чувствуя на себе взгляды окружающих, затянула следующий куплет:
– Раз корон поскакал верхом,
В зеленое одет.
Уселся задом наперед —
Смотреть себе вослед.
И все хором подхватили припев:
– Был у него туманный взгляд.
Без смеха, люди говорят,
И мимо не пройти.
Ходил он наперекосяк…
Таких на свете не найти,
Как корон Гранж, чудак!
Слова «таких на свете не найти» певцы просто выкрикивали во все горло – очевидно, в этом заключалась какая-то шутка для своих, потому что Странж очень смеялся.
Потом взялись за общеизвестные песни: «Виски без воды», «Вставала алая луна», «Шесть дорог ведут к рассвету». Винтерхольм дважды передавал лютню Эдее. Какие-то песни Речен перекладывала на язык жестов, а какие-то сопровождала аккомпанементом на флейте, извлеченной из воздуха. Исполнение марша «Кавалерийское лето» в сопровождении лютни, флейты и дробных ударов Сильверна по подушке могло с легкостью обратить в бегство жителей целой деревни.
Когда все перешли к «Жизни в цвету», Речен опустила флейту и рассеянно поглядела в эркерное окно. Лумивеста решила, что печальная задумчивая мелодия напоминает Речен о чем-то. На последнем куплете Речен передала Лумивесте
записку.
Лумивеста развернула листок и в свете луны прочла:
«АГАТА У ОЗЕРА. ЕСЛИ ХОТИТЕ С НЕЙ ПОГОВОРИТЬ».
Лумивеста кивнула, тихонько подошла к двери, постояла немного, а затем выскользнула в коридор и блуждала по галереям до тех пор, пока кто-то из слуг не проводил ее к выходу.
К лодочному домику вела тропка, залитая лунным светом. Агата в белом одеянии сидела на траве, опираясь на локти, и глядела на луну. Все вокруг казалось черно-белым, как на гравюре, но когда Лумивеста оглянулась, то увидела, что из окон обеденной залы по-прежнему струится теплый золотистый свет.
– Добро пожаловать в усадьбу Странжа, – сказала Агата.
– Спасибо.
Прошелестел ночной ветерок, волна плеснула на берег в трех шагах от них, и Лумивеста поежилась:
– Холодно.
– Прохладно. Садитесь. Хотите брентсидра? Шора принесла мне фляжку.
Лумивеста подошла к Агате и села на траву. Земля была сухой и на удивление теплой.
– Это настоящий брентсидр?
– У Странжа великолепные сады. – Агата протянула ей фляжку в кожаной оплетке. – Предупреждаю, это сидр нового урожая. В погребах есть и выдержанный. Вот только стаканов нет.
– Ничего страшного. – Лумивеста осторожно взяла фляжку.
– Касание пальца не причинит мне вреда, – сказала Агата. – Но благодарю вас за заботу.
Лумивеста сделала глоток. Спирт опалил ей горло, голову наполнил аромат яблок, по всему телу разлилось тепло. Она невольно вздохнула.
– А ведь это всего лишь иллюзия, – сказала Агата.
– Какая иллюзия?
– Иллюзия тепла. На самом деле вы просто замерзнете быстрее, но перестанете волноваться. Вы же наверняка знаете, «зима холодна в Западинных горах…» – процитировала она и на миг умолкла. – Ну, продолжайте.
«Борись с метелью, бреди в снегах…»
«И хоть сугробы скрывают шлях…»
«Но призывно пылает родной очаг…»
– Ну вот, – сказала Агата. – Нас уже кое-что связывает. Только вас и меня. – Она взяла у Лумивесты флягу, отпила сидр. –
