Но когда глушат, не работают даже полевые рации, а они в полном порядке. Однако сигнала действительно нет, ни сотового, ни спутникового. Причём, отказали сразу все девайсы дальней связи. Раз такое дело, то надо подорвать склад, чтоб никому уже точно не достался. Но дальше случилось такое, от чего даже у самых прожжённых атеистов проснулось желание срочно сходить в церковь и поставить свечку. Бетонные стены, крыша и пол склада попросту …растаяли в воздухе. Остались лишь люди и куча ящиков, которая, потеряв опору, начала заваливаться внутрь самой себя. Да и сами они далеко не все удержались на ногах, ухнув с высоты до полуметра прямо на земную твердь, укрытую снегом. Ох, и пришлось же тогда вскакивать и бежать врассыпную, в поисках хоть какого-то укрытия: если бы вся эта куча «железа» взорвалась, мало бы не показалось никому. Опомнились, когда сообразили, что ничего не «сыграло», все целы, их никто не обстреливает. А сидят «немезидовцы» под кустами в каком-то стылом, заваленном снегом лесу. Только здоровенная куча «сокровищ» посреди лужайки свидетельствовала о том, что им не привиделось.

Первым делом, конечно же, окопались, вооружились до зубов, выслали разведчиков и стали ждать новостей. Раз связь не работает, надо действовать по старинке. Когда стали поступать разведданные, и командир, и личный состав подразделения попросту отказались им верить. Этого просто не могло быть. Какая-то глушь. Какие-то солдаты в треуголках и мундирах времён Петра Первого, вооружённые ископаемыми кремнёвыми ружьями. Никаких дорог, магазинов, линий электроснабжения и прочих благ цивилизации. Только лесочки, мелкие бедные деревни и кривые дороги с редкими путниками.

Данные разведки командир перепроверил лично. Даже распорядился активировать и поднять в воздух трофейные дрончики, чтобы оценить обстановку с высоты птичьего полёта. Из этой затеи вышло мало путного, так как из всего комплекта только две штуки были способны летать на приемлемое расстояние и быть управляемыми на обычной радиосвязи. С остальными надо было ещё разбираться.

Дроны засекли на опушке леса скопление людей — опять же в камзолах и треуголках образца начала восемнадцатого столетия. Посланное вперёд звено сумело без лишнего шума уволочь неосторожно отошедшего в сторонку солдатика. Кремнёвый карамультук у него, понятное дело, сразу отобрали, а сам солдатик — пацан лет шестнадцати — так перепугался, что готов был выложить всё, что знает и чего не знает. Вот только его болтовню с трудом понимала даже Катя, а ведь она с её коллекцией иностранных языков была в подразделении штатным переводчиком. Парень всё твердил: «Свенска, свенска армен!» — и тут всё понятно было без лишних пояснений. Но когда ей всё же удалось объясниться с ним при помощи немецкого командного, стало ясно, что «попали» они всерьёз. И, вполне вероятно, очень надолго.

Единственным происшествием, которое одновременно и обрадовало всех, и поставило в тупик, стало появление двух человек, которых меньше всего ожидали увидеть, и даже мысленно простились с ними. Всего двое: молодая женщина и мальчик двенадцати лет, Дарья и Гриша. Полевой хирург и «сын полка», занимавшийся, несмотря на юность, материальным обеспечением подразделения. Вот понимал пацан в этом деле, и всё тут. Оба понятия не имели, как очутились здесь: спокойно занимались своими делами, и вдруг началось. При этом оба находились в совершенно разных местах основной располаги «Немезиды», однако «попали» почему-то рядом друг с дружкой. Так же вместе держались, соорудили шалаш из веток и даже ухитрились каким-то первобытным способом добыть огонь, чтобы согреться. Двое суток держались на клюкве с соседнего болотца, обсуждали варианты выхода к людям, а потом на них наткнулась разведка своих.

Именно Гриша и разрядил всеобщее нервное напряжение. Когда «батя» показал ему гору трофеев и сказал: мол, принимай на баланс, интендант, — парнишка задумчиво окинул ящики оценивающим взглядом, почесал затылок и совершенно серьёзно изрёк:

— А танк вам случайно не выдали, товарищ командир?

Наверное, этот лесок за всю свою историю ни разу не слышал такого дружного хохота.

Али-Баба и сорок разбойников. С сокровищами. В Прибалтике образца марта 1700 года. И смех, и грех.

Интермедия

…Найти общий язык оказалось сложнее, чем нахвататься от пленного мальчишки шведских словечек. Парень просто не шёл на контакт. Но нет такой «скорлупы», которую нельзя было бы пробить.

— Ты понимаешь, что должен сделать командир, чтобы обеспечить твоё молчание?

В ответ — обречённый кивок.

— Я этого не хочу. И командир этого не хочет. Но ради сохранения жизней наших людей он вынужден будет отдать приказ тебя расстрелять. Если, конечно, будешь и дальше настаивать, чтобы тебя отпустили.

Снова молчание, на этот раз сопровождавшееся едва слышным всхлипом: парень совершенно натурально расплакался. Для «века осьмнадцатого» — нормальное явление, мужские слёзы стали расхожим символом слабости несколько позже.

Землянка, вырытая в холодной земле, была утеплена по стенам тонкими брёвнышками, досками и лапником, а на полу уложили пару пустых ящиков, укрыв их брезентом. Здесь и содержали пленного, выдав ему «для тепла» фляжку коньяка и зимнюю куртку из трофейных запасов. Юный швед нацепил эту куртку поверх синего с жёлтыми отворотами мундира и выглядел совершенно феерично, сидя на ящике из-под натовского оружия.

Катя присела рядышком, на соседний ящик.

— Скажи, тебя дома кто-нибудь ждёт? Родители, братья, сёстры? — она задала настолько неожиданный вопрос, что парень вздрогнул, перестал плакать и уставился на неё.

— Матушка и меньший братец, — удивлённо ответил он. — Батюшки уже три года как нет.

— Ты счастливый человек, Юхан, — глухим голосом сказала Катя. — Твоя мать жива и ждёт тебя… Знаешь, я очень хочу, чтобы ты к ней однажды вернулся.

— Я догадался, вы станете предлагать мне перейти к вам на службу, — парень снова шмыгнул носом и уставился в земляной пол. — Но я не могу. Я присягал своему королю.

— Стрелять в своих — это плохо, — согласилась она. — От тебя этого и не потребуется. Мы, как ты догадался, в глубоком секрете. Значит, ты останешься с нами. Не сомневайся, бежать не получится в любом случае, об этом позаботимся. Когда мы исполним задуманное, и наша тайна будет раскрыта, ты сможешь идти куда пожелаешь. Тогда ты уже не будешь для нас опасен. Но и даром есть хлеб тоже никто не позволит… Короче, нашему доктору нужен помощник. Как видишь, тебя никто не принуждает изменять присяге, а лечение болящих и вовсе дело богоугодное. Согласен на такой вариант?

— Я… могу подумать?

— Юхан, я тебе не руку и сердце предлагаю. Ответ нужен здесь и сейчас. Ну?

— Да. Я согласен.

6

Итак, год одна тысяча семисотый от Рождества Христова. На дворе ноябрь, сырость и шведы.

…Шутки