— Причина смерти?

— Это недалеко… Пойдем, сам глянешь.

Больше вопросов Разумовский не задавал, скомандовав остальным ждать, отправился вслед за Быком.

Тот шел достаточно спокойно, не прячась, и Рим даже слегка расслабился.

Ну, пусть непонятная ситуация, пусть даже там все погибли, но немедленная опасность не угрожает, иначе Бык вел бы себя по-другому.

Машина Цинка поразила его своим видом. Она проржавела так, как будто стояла под дождями и снегом лет пятьдесят. Триплексы в окнах, хоть и покрыты мелкой сетью трещин, все же уцелели. Распахнута, вернее, выломана, была одна единственная дверь. Та, в которую заглядывал Бык.

Неуверенно глянув на спутника, Рим спросил:

— Что за херня?

— Загляни внутрь, там еще интереснее.

Команду Цинка было легко опознать, даже линзы в открытых глазах «синеглазки» сохранили свой безумный цвет. Странным было то, что больше всего они были похожи на высушенных веками египетских мумий. Если на телах и были какие-то повреждения, трогать это без перчаток Рим не рискнул. Оглянулся, подобрал какую-то обломанную ветку. Достаточно, впрочем, ветхую. И только ею потыкал в сидящего за рулем водилу. Абсолютно ничего не произошло.

— Обрати внимание, машина здесь появилась вместе с нашей, на колеса глянь. А следа, колеи просто нет. Такое ощущение, что её по воздуху пронесли и аккуратненько так поставили.

Рим растерянно оглядывал машину со всех сторон, смотрел на колеса, и совершенно не понимал, что это такое.

Надо было возвращаться к своим, надо было что-то командовать, а он продолжал испытывать какую-то почти детскую растерянность. Ситуация просто не укладывалась в башке. Разумовский обошел машину еще несколько раз, зачем-то открыл заднюю дверь и, наконец, додумался спросить у Быка:

— Ладно… А вокруг-то что?

— А ничего. Такой же точно лес, как и здесь. Гораздо интереснее то, что находится от нас километрах в восьми-девяти к югу. Там — то ли город, то ли поселок.

Рим задумался, а потом спросил:

— Слушай, ну раз там город или поселок, то почему твой Чук вчера промолчал? При любом раскладе фонари на улице должны были гореть. Он не мог не увидеть!

Бык вздохнул и сказал:

— Знаешь, Рим, вместо того, чтобы объяснять… Пошли, сам глянешь.

Найдя достаточно удобное дерево, Бык сбросил «Юргу» с плеча, аккуратно прислонил ее к стволу и, нагнувшись, пробурчал:

— Давай, тряхни стариной… на плечо, и вон за ту ветку цепляйся.

Дерево было молодым, с сочно пахнущей листвой, еще влажное от ночной росы. Чувствуя, как намокает форма, Разумовский матюгнулся и двинулся еще выше, к макушке.

Город действительно был там, куда указал Бык, но и в его улицах, и в жителях, которые шли по этим улицам, было столько странного, что Рим затаил дыхание, сдвигая линзу оптического прицела. В отличие от любителя крупных винтовок Быка, он всегда предпочитал маленькие и компактные. Конечно, на его «мухе» оптика была послабже, но и расстояние до цели невелико.

Чувствуя полный вакуум в голове, он рассматривал попадающие в прицел лица людей, странные повозки, живых лошадей, совершенно идиотские чепцы на женщинах и шляпы с перьями на мужчинах.

Почти на всех были грубые коричневые или серые плащ-палатки. Ну, или что-то похожее. Но вот в его поле зрения попала дамочка в невообразимом платье.

Тетку вынимал из кареты какой-то долдон в старинной одежке. Вроде бы такие шмотки назывались камзолами. На мадаме колыхалась юбка необъятных размеров, а её голова покоилась на гигантском стоячем воротнике, как маленькая дынька на огромном блюде. Долдон кланялся, она приседала.

Первая и самая здравая мысль была о том, что это — съемка какого-то старого фильма. В эту стройную версию не укладывались только размеры декораций. Город был протяженностью в несколько километров, и ни одна из улиц не носила даже признаков электрического освещения. На весь город не было ни одного трехмерного билборда, не было привычной светящейся рекламы, вывесок, машин.

Совершенно отчетливо видно, что только часть улиц мощена булыжником. На остальных господствовала первозданная грязь. Прохожие прыгали через лужи, один из них упал, собрав вокруг себя небольшую смеющуюся толпу…

Окраина города — сплошняком крошечные хижины с соломенными крышами. В центре, правда, достаточное количество особняков и каменных строений, крытых черепицей, но ни одного привычного жителю любого мегаполиса человейника, хотя бы в девять-двенадцать этажей не наблюдалось.

Все это настолько выходило за рамки реальности, что единственная мысль, с которой Рим спустился, была:

«Приехали…»

Дождавшись, пока командир спрыгнет с дерева, Бык посмотрел на его охеревшее лицо и даже чуть ухмыльнулся про себя — вряд ли он выглядел лучше, когда смотрел сам. Пауза тянулась долго и, наконец, Рим сказал:

— Как думаешь, что это за место?

Бык неторопливо ответил:

— Знаешь, Рим, я по молодости был знатным задротом. Попадалась мне такая гомосячья игрушка, там герой попадал в прошлое. Ришелье, мушкетеры, все дела… И нужно было зарабатывать на такую же одежду как у местных, на оружие, только потом путешествовать разрешалось и прочее разное. Ну, я-то что: зашел и вышел, но вообще-то у нее было дохрена фанатов. В основном конечно бабы играли, но и мужики встречались. Я когда эту херню увидел, — он мотнул головой в сторону города, — первым делом её и вспомнил.

Разумовский с минуту помолчал, затем яростно потер лицо, и резко тряхнул головой, прогоняя дурь:

— Знаешь, Бык, ты мне это дело брось. Мы и так вляпались по самые гланды, еще ты тут со своими больными фантазиями.

— А у тебя есть вариант лучше?

Рим разозлился:

— Ты хочешь сказать, что мы попали в компьютерную игру?! Ты, мать-мать-мать, думай что говоришь, дубина!

— Угомонись, Рим, — Бык неторопливо вынул из кармана упаковку жевательной резинки, закинул подушечку в рот и молча протянул пачку собеседнику.

Тот также машинально кивнул и с удовольствием взял одну — резкий мятный вкус прогонит мерзость во рту.

— Я также ни хера не понимаю. Язык нужен, — спустя минуту молчания добавил Бык.

Это была весьма здравая мысль, Рим даже немного выдохнул.

— Бери Скрипа, и дуйте за языком. Надо хоть понять, во что мы вляпались…

Бык согласно кивнул головой: то, что они именно вляпались, было уже очевидно.

К машине оба вернулись молча, и Бык, поманив за собой Скрипа, ушел. А Рим, рявкнув на всех остальных, чтобы не отходили дальше десяти метров от машины, залез на свое сиденье, так и проторчал там два