я понимаю, что грузный полковник, который дал Вам это немыслимое задание, был умен и проницателен: он увидел в Вас не только мужественного человека, но и чутьем угадал профессионального актера, умеющего “подать себя”, привлечь к себе всеобщее внимание, заставить себя слышать, видеть и подчиняться. Он увидел в Вас властителя, то есть понял именно те черты, которые уже в то время Вам (наверное, двадцатилетнему) дала профессиональная выучка. И не надо винить в чем-либо этого толстого и, наверное, немолодого полковника, который в лучшем случае мог бы только героически погибнуть. Лучше восхитимся его проницательностью, которая помогла ему из многотысячной толпы выделить самую яркую и романтическую фигуру и перепоручить свое задание.

С этой переправы начался самый драматический этап нашего отступления 1942 года. В придонской степи мне не раз приходилось встречаться с людьми, видевшими “коменданта переправы” (так почему-то все Вас называли). Одни говорили, что Вы погибли при взрыве моста, другие – что застрелились, чтобы не попасть в руки немцев, третьи – что Вам удалось уйти последним с моста. Но не было ни одного человека, в разговоре с которым не возникла бы эта тема – тема “коменданта моста”.

Что сказать о себе? Мне не пришлось воспользоваться мостом: я перебиралась через Аксай вплавь. Но благодаря Вам все наши раненые были спасены, точнее, переправлены.

Встреча с Вами на экранах телевизора и кино – всегда огромная радость (к сожалению, во время поездок в Москву попасть в Ваш театр очень трудно).

Но книга “Талант и мужество”, в которой я прочла о Вашем участии в Аксайской переправе, мне многое разъяснила. Радуясь Вашему нынешнему триумфу, я теперь вижу источник той огромной глубины и того неиссякаемого, доброго и светлого юмора, которым окрашена каждая исполняемая Вами роль: не только в Вашем мастерстве, в виртуозности, для которых, кажется, нет ничего невозможного, но и в том тяжелом и славном жизненном опыте, имя которому – война. Отсюда эта веселая отвага, бесстрашие, заработанные всей жизнью. Впрочем, через этот эпизод проясняются и другие судьбы – Никулина, Папанова и многих, многих, первой школой для которых стала солдатская судьба.

“Немногие вернулись с поля”. Так вот от имени и этих немногих и многих не вернувшихся свидетельствую: лейтенант на Аксайском мосту незабываем.

Я понимаю, как Вы заняты, и, конечно, не рассчитываю на Ваш ответ. Я даже не уверена, что Вы до сих пор работаете в Театре Вахтангова. Мне хотелось обратиться к Вам через газету, но считаю, что без Вашего разрешения этого делать нельзя. А очень хотелось бы, чтобы оставшиеся в живых узнали, кто им помог, и порадовались бы тому, что он вознагражден жизнью и счастьем творчества. Для многих Вы до сих пор погибший герой.

Так вот, я не вправе надеяться на Ваш ответ, но прошу хотя бы ответить двумя словами: “Письмо получил”.

С чувством вечной признательности и восхищения,

с фронтовым приветом,

Гурвич Дина Израилевна».

А вот еще одно письмо от боевого товарища, полученное уже после войны, в котором он вспоминает те самые бои под Аксаем.

13.07.1986 года, Харьков

«Дорогой Владимир Абрамович,

Пишет Вам Яловкин Борис Дмитриевич, доцент кафедры прикладной математики Харьковского авиационного института.

Дорогим я Вас назвал, потому что мне поистине дорог каждый воин нашей доблестной Красной армии, принимавший участие в боях на Аксайской переправе в июне – июле 1942 года.

Много прошло лет, много за это время утекло воды, и много было знаменательных, эпохальных событий у нас на Родине и во всем мире, но события тех огненных дней, свидетелями и участниками которых нам с Вами довелось быть, никогда не сотрутся из нашей памяти. Сейчас, через 44 года, с позиции времени, аксайские бои приобретают особую значимость для нас с Вами.

Мы были молоды, отважны, дерзновенны (я не боюсь этих слов) и свою искреннюю, большую любовь к родной земле очень красноречиво доказывали с оружием в руках, борясь, не щадя себя, против коричневой чумы фашизма, покорившей временно Европу.

Дорогой Владимир Абрамович, я вчера приехал из Аксая… и с удовольствием пишу Вам это послание, ибо нет ничего более дорогого, чем фронтовое братство. И хотя мы с Вами лично в те годы не были знакомы, но мы рядом, бок о бок выполняли одну задачу. Вы – непосредственно на переправе, регулируя отход наших войск на левый берег Дона, а я – со своими батарейцами на высоком правом берегу Дона, ведя огонь по фашистским стервятникам, непрерывно бомбившим переправу и батарею.

Мы никогда с Вами не забудем пикирующих бомбардировщиков Ю-87 и Ю-88, которые пытались разбомбить переправу и лишить наши войска возможности отойти на левый берег Дона на этом участке фронта. Но мы с Вами задачу выполнили. Фашистам удалось уничтожить переправу только 22 июля 1942 года, примерно за 36 часов до сдачи Ростова.

Сейчас в Аксае на ул. Гулаева (бывшая Советская) на остановке автобуса, почти рядом с тем местом, где раньше была Аксайская переправа, установлен памятник воинам-участникам боев на Аксайской переправе. Памятник поставлен на средства жителей гор. Аксая и Аксайского района.

Это памятник нашим братьям по оружию и нам с Вами. Большое спасибо нашим дорогим потомкам за этот добрый знак внимания. Встреча с Вами будет всегда желанной для меня.

С искренним уважением к Вам, дорогой мой фронтовой брат.

Бывший командир 7-й батареи 485-го зенитного артиллерийского полка, Яловкин Борис Дмитриевич».

22 июля 1942 года. Противник подошел к первому поясу обороны. За два дня до этого штаб выезжает на КП – Большой Лог. Там очень напряженная работа – все время у аппарата.

24 июля. Накануне линия обороны, опоясывающая Ростов, прорвана. Основной клин в направлении Солтан-Салы, противник клин расширяет. Весь день шел бой на втором кольце (6 и 9 ОПАБы), связи с опергруппой нет. С батальонами – кое-как держим по радио.

К концу дня приказано батальоны отвести за Дон.

Весь штаб садится на машины, и едем к Аксаю. Подъезжаем. Посылаем разведку, через некоторое время донесли, что Аксай не занят противником. Командование пошло пешком, а я, начхим и еще несколько человек едем на машине к переправе. Аксай, знакомый и веселый Аксай – зловещ и пустынен. Даже таких признаков обитаемости, как кур и кошек, тоже нет. Спускаемся ближе к переправе, все чаще попадаются разрушенные бомбардировкой дома; у самой переправы снесены целые кварталы. Кругом много трупов лошадей, попадаются и люди – жертвы последних дней бомбардировки. Жарко. Воздух отвратительный. У переправы