Между тем Ставка более не контролировала ситуацию. Удара по одной дивизии было достаточно, чтобы заставить отступать целую армию. Летняя кампания имела для России катастрофические последствия. Как писал историк Керсновский: «В кампанию 1915 года были уничтожены кадры регулярной русской армии. Отныне армия превратилась в ополчение. Потери этой злополучной кампании можно было пополнить, но их нельзя было заменить».

Генерал Головин в своих научных военных изысканиях дал точные сведения о том, что произошло с русской армией летом 1915 года под руководством верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича. Ставка, пишет Головин, «слишком поздно решилась на отвод наших армий вглубь страны. Это запоздание стоило много лишних жертв. В этом легко убедиться, если вспомнить цифры потерь Русской армии за этот период. В летнюю кампанию 1915 года Русская армия теряет убитыми и ранеными 1 410 000 человек, т. е. в среднем 235 000 в месяц. Это рекордная цифра для всей войны. Средняя величина потерь в месяц для всей армии равняется 140 000. Пленными в ту же кампанию Русская армия теряет 976 000 человек, то есть по 160 000 человек в среднем в месяц. Если же взять только май, июнь, июль и август, то для каждого из этих четырёх месяцев потеря пленными в среднем возрастает до 200 000. Среднее же таковое число в месяц для всей войны исчисляется в 62 000 человек»[17].

Британский военный агент в Петрограде подполковник А. Нокс доносил в Лондон: «Силы русской армии велики только на бумаге. К несчастью действительная сила составляет лишь одну треть штатной. […] Шестьсот пятьдесят тысяч ружей — вот всё, что имеет сейчас Россия для защиты своей границы от Ревеля до Черновиц, протяжением в 1000 миль. Весь вопрос в недостатке ружей»[18].

Катастрофа приближалась неумолимо. В этот момент во главе армии встал император Николай II.

Поражения на фронтах и отступление армии вызывали у Николая II чувства невыносимой горечи. Его горячо любимая армия отступала под ударами германцев, и этому отступлению не было видно конца. Посещая постоянно действующую армию, начиная с 1914 года, Государь проникся чувством собственной ответственности за положение дел на фронте. Его армия, оставленная всеми, брошенная союзниками на произвол судьбы, истекала кровью, и долг императора был быть с нею. Такова была позиция царя.

Николай II понимал, что великий князь не справляется с возложенной на него задачей. Надо сказать, что это было очевидно не только императору. Это понимали многие военные, это понимали и многие члены правительства, и даже оппозиционеры. Так, председатель Государственной Думы М. В. Родзянко был вынужден признать: «Вера в в. к. Николая Николаевича стала колебаться. Нераспорядительность командного соcmaвa, отсутствие плана, отступление, граничащее с бегством, — всё доказывало бездарность начальника штаба при Верховном — генерала Янушкевича»[19].

Другой думский оппозиционер октябрист Н. В. Савич был более категоричен: «Будущее казалось безнадежным, тем более, что под влиянием постоянных поражений у распорядителей судьбами армии должна была выработаться битая психология морально сломленных, духовно побежденных людей. Перемены в высшем командовании становились желательными, необходимыми, если мы вообще хотели продолжать войну»[20].

Сам Николай Николаевич был настолько потерян и деморализован, что просил царя сместить его с высокого поста.

«Бедный Н., — писал Николай II императрице Александре Фёдоровне в письме от 11 мая 1915 года, — плакал в моём кабинете и даже спросил, не хочу ли я его заменить более способным человеком. Я нисколько не был возбуждён, я чувствовал, что он говорит именно то, что думает. Он всё принимался меня благодарить за то, что моё присутствие успокаивало его лично»[21].

«Летом 1915 года, — вспоминает А. А. Вырубова, — Государь становился всё более и более недоволен действиями на фронте великого князя Николая Николаевича. Государь жаловался, что русскую армию гонят вперёд, не закрепляя позиций и не имея достаточно боевых патронов. […] Я помню вечер, когда императрица и я сидели на балконе в Царском Селе. Пришёл Государь с известием о падении Варшавы; на нём, как говорится, лица не было. Он почти потерял своё всегдашнее самообладание. — «Так не может продолжаться, — воскликнул он, ударив кулаком по столу, — я не могу сидеть здесь и наблюдать за тем, как разгромят мою армию; я вижу ошибки — и должен молчать. […] После падения Варшавы Государь решил бесповоротно, без всякого давления со стороны Распутина или Государыни, стать самому во главе армии; это было единственно его личным, непоколебимым желанием и убеждением, что только при этом условии враг будет побеждён»[22].

Нависшая военная катастрофа и неспособность Ставки под руководством великого князя Николая Николаевича её предотвратить стали главной причиной того, что император Николай II принял решение самому встать во главе вооружённых сил империи.

В принятии этого решения сказались также и личные качества императора, о которых хорошо пишет дворцовый комендант генерал В. Н. Воейков: «Самыми главными чертами Государя были его благородство и самоотверженность. Ими объясняется решение Царя принять на себя верховное командование армией, дух которой был поколеблен неудачами и которую он хотел воодушевить своим присутствием, думая, что в такие трудные для Родины дни он должен взять ответственность и пожертвовать собой»[23].

Но кроме военной составляющей, была ещё одна, не менее важная причина, побудившая царя отстранить великого князя. Этой причиной была поступавшая Николаю II информация о политической активности Николая Николаевича и его контактах с оппозиционными правительству силами.

Анна Вырубова писала: «Государь рассказывал, что великий князь Николай Николаевич постоянно, без ведома Государя, вызывал министров в Ставку, давая те или иные приказания, что создавало двоевластие в России»[24].

Э. Н. Гиацинтов писал о великом князе Николае Николаевиче: «Он не очень почтительно относился к Государю и хотел играть роль и как будто даже претендовал на то, что он может заменить Государя и быть Николаем III»[25].

Адмирал А. Д. Бубнов, которого никак не заподозришь в нелояльности к Николаю Николаевичу, писал: «Когда стало очевидным, что верховное управление страной не способно справиться со своей задачей и его деятельность может привести к поражению, великий князь — во имя спасения родины — отказался от чрезмерной осторожности и начал выступать с решительными требованиями различных мероприятий, но вскоре за этим был смещен»[26].

Великий князь Андрей Владимирович писал в своем дневнике: «Можно пока лишь строить догадки о том, что Ники стали известны какие-то сведения относительно Н. Н.»[27].

Наконец, сам Государь, перед отстранением великого князя сказал, похлопывая рукой по папке с какими-то бумагами: «Здесь накопилось достаточно документов против великого князя Николая