Она с силой приподняла его голову, горячими губам припала к его рту, даря поцелуи, каких между ними еще не было. Ее язык, сладкий, умелый, ворвался в его рот, лаская так, что Филипп не мог оставаться безучастным — он вернул ей этот поцелуй, и какой-то миг их рты, оба равно страстные и настойчивые, пожирали друг друга. И едва почувствовав этот его ответ, ее руки сладострастно заскользили по его плечам, груди, обвели соски, а ее бедра и все ее тело — сильное, гибкое, золотистое — задвигалось под ним с невероятной страстью, призывно, томительно, почти агрессивно. Сплетая стройные ноги у него на ягодицах, крепче прижимая к себе этим объятием, она жарким шепотом обожгла ему ухо:

— Ну же, Филипп… Глубоко-глубоко! Разве ты не хочешь?

Такого не выдержал бы никто. Одним мощным толчком он вонзил свою изнывающую плоть в самые ее глубины и тут же услышал прерывистый, едва различимый, торжествующий смех Адель. Почувствовав его в себе, она сократила мышцы внутри, сжала его яростными тисками, словно пытаясь слиться с ним, ее бедра сделали несколько толкательных движений, и при каждом движении ее язык врывался в его рот. Филипп испытал поистине дикое возбуждение.

Схватив ее за руки, сплетаясь с ней пальцами и закидывая ей локти за голову, он покрыл ее своим телом, стал вонзаться в нее с сумасшедшей силой, почти жестоко, словно стремился разорвать ее, проникнуть до самого сердца, и в то же время чувствовал, что она жаждет того же. Адель кричала под ним от боли и наслаждения, лоно ее неистово пульсировало, и тогда его толчки стали еще жестче и глубже, пока он, наконец, не ответил ей таким же неистовым содроганием, успев в последнюю секунду выскользнуть наружу и извергнуть горячие потоки семени вне ее тела.

Расслабленные, задыхающиеся, они какое-то время лежали неподвижно. У Адель сознание было словно затуманено. На миг она забыла, где находится и с кем. Наслаждение, испытанное ею, было так велико, что она жила сейчас только этим. Она пробормотала что-то. Филипп, хотя и находился в полубеспамятстве, прислушался и вдруг с кошмарной ясностью понял, что с ее губ сорвалось мужское имя — Эдуард.

Филипп приподнялся на локте.

— Что ты сказала?

Адель, тоже понимая, что совершила оплошность, тем не менее, рассудила, что теперь уже ничего не поделаешь. Она твердо и настойчиво освободилась из объятий любовника, отвернулась, набросив на себя покрывало.

— А что я сказала?

— Ты кого-то назвала. — От злости у него перехватило дыхание. — Ты сказала «Эдуард».

Адель равнодушно спросила:

— И это все?

— Черт побери!

Он схватил ее за плечи, перевернул на спину, пытливо вглядываясь в ее глаза.

— Она говорит об Эдуарде, а потом спрашивает: «И это все?» Вот это мило!

— Право, Филипп, чего вы привязались? Что вам до того, что я сказала? Разве вам было плохо?

— А вам?

— Мне было очень хорошо. И даже если бы вы назвали меня после этого Маргаритой, мне было бы все равно, потому что свое я получила.

— Да, черт побери! Может, вам было бы и все равно, потому что я сам вам безразличен. Но, Боже мой, это даже возмутительно! Вы не смеете думать о ком-то другом после удовольствия, которое доставил вам я. Я, а не какой-то Эдуард! Кто он такой, этот Эдуард?

Адель был неприятен этот разговор. После того, как тело ее было столь бурно удовлетворено, она вообще предпочла бы остаться одна. До чувств Филиппа ей не было дела, успокаивать его было лень, кроме того, ей вообще хотелось его помучить. Она усмехнулась.

— А вы ревнивы. Это мне совсем не нравится, ваше высочество.

— Я имею право быть ревнивым.

— Право? Какое право? Я свободная женщина, и наслаждаюсь с кем хочу. Если мне угодно будет взять нового любовника, я сделаю это… Это, между прочим, моя профессия.

— Ты можешь брать кого угодно ради заработка. Но бредить о каком-то Эдуарде после моих объятий ты не смеешь. Смотри, я предупреждаю тебя. Я только на первый взгляд галантен. Берегись.

Ее глаза были полузакрыты, но он видел, какой насмешливый огонь мерцает под опущенными длинными ресницами. Этот ее взгляд — иронический, даже издевающийся — вывел его из себя и довел до такого бешенства, что Филипп на миг потерял самообладание. Резким движением опрокинув Адель на подушки, он склонился над ней, обжег безумным взглядом, и его руки почти сомкнулись на ее горле. Она не сопротивлялась, молча глядя на него.

— Ты скажешь, кто такой Эдуард?

— Нет.

— Я задушу тебя, если ты вздумаешь меня обманывать. Никто не смеет выставлять меня на посмешище, даже ты.

«Раньше меня привлекала эта его неистовость, — подумала Адель. — А теперь? В любом случае, он более интересен, чем Фердинанд». Вслух она небрежно произнесла:

— К чему столько громких слов? Вы ничего подобного не сделаете.

— Ты уверена?

— У вас не хватит духу.

Он встряхнул ее так грубо, как только мог, в душе понимая, что она права, и желая причинить ей боль.

— Я предупреждаю тебя, Адель. Не обманывай меня. От меня, могут быть большие неприятности

Она развела руки, лежащие вокруг ее горла, в стороны, холодно улыбнулась, переворачиваясь на живот.

— Почему бы вам не заняться чем-то другим, Филипп? Вы так великолепно проявили себя в первых! раз. Неужели столь непревзойденный любовник, как вы, остановится на достигнутом?

Даже если она чуть-чуть смеялась над ним или желала замять размолвку, ее слова прозвучали как откровенное приглашение. Кроме того, у Адель была идеальная линия спины, и Филипп, словно завороженный, снова охваченный зовом плоти, склонился над ней, скользнул руками вниз, сжимая груди, покрыл поцелуями каждый позвонок, лопатки, плечи. Трепет пробежал по телу Адель.

— Как хорошо, — проговорила она, передергивая плечами от возбуждения.

Филипп скользнул рукой между ее ног — она была влажная. Тогда, осторожно покрывая ее своим телом, он раздвинул ей ноги и нежно вошел сзади. Резко и ритмично двигаясь, он прерывисто прошептал, откидывая волосы с ее уха:

— Я люблю тебя, Адель.

«Ах, как он меня напугал этими своими угрозами», — подумала она насмешливо, и эта мысль была последним проблеском сознания в эту ночь.

3

Филипп, герцог Немурский, ухаживал за мадемуазель Эрио с изяществом настоящего французского дворянина. Поскольку принц жил неподалеку от Вилла Нова, в Компьенском замке, то Адель каждое утро получала какие-то знаки внимания: то новую шляпку в коробке, то ноты романса, то новую книгу, то букет. Подарки