Шрифт:
Закладка:
Женщина спрашивала меня, что делать, потому что обычные ее советчики не помогли ни ей, ни дочери, ни их отношениям. А я стала в очередной раз думать о том, чего же на самом деле хочет в данной ситуации Бог, если он где-то есть и думает о нас. Предложила женщине прийти вместе с дочкой. Но немного не успела – девочка сбежала в Москву, прислала оттуда одну фотографию с новыми друзьями, явно мало интересующимися верой и религией. И побежала дальше – поехала в Питер, в Калининград (благо в пятнадцать лет уже разрешено свободное передвижение по стране и даже трудоустройство), оттуда еще куда-то. Женщина пришла ко мне еще раза два, во всем винила атеистов, сатанистов и депутатов, все уменьшающих и уменьшающих возраст полной самостоятельности подростков. И просила помочь как-то связаться с дочерью и найти нужные слова, чтобы та услышала и вернулась домой.
Мои размышления прервала Юлечка, заглянувшая в дверь со словами:
– К вам пришли!
Юлечка за несколько месяцев работы как будто не привыкла, что к нам обязательно кто-то должен приходить, иначе нас просто закроют. Юлечка приходит на работу совсем не затем, чтобы записывать в журнал посетителей и отвечать на вопросы по телефону и в онлайне. Она хочет общаться со мной, пить кофе со вкусом ненастоящей ванили, клубники, орехов, кокоса, грустить или листать ленту с котиками и смешными мемами, читать чьи-то посты, записывать свои «истории», маленькие видеорассказики, у окна, где идет дождь, снег, дует ветер или поют птицы и сияет солнышко, и это у нее получается, когда ни у одного из жителей нашего города не болит душа. А такое бывает крайне редко. Вот и сейчас Юлечка с тяжелым вздохом впустила в мой кабинет женщину в светлом костюме, стройную, приятную на вид, мою ровесницу или чуть старше.
Пока я быстро пыталась понять о моей посетительнице всё, что можно понять с первого взгляда, та оглядела кабинет, задержала взгляд на стуле у моего стола, прошла к дальнему от меня окну и там встала. Всего у меня в кабинете три окна, на юг и на запад, благодаря чему в кабинете всегда светло.
– Возьмите стул.
– Нет-нет… Я постою…
– Хорошо.
Я стараюсь не спорить с теми, кто приходит ко мне, по крайней мере, в первые минуты.
– Даже не знаю… Ведь моя фамилия вам не нужна?
– Нет, конечно.
– Но девушка спросила, как меня зовут…
– Вы сказали?
– Еще нет.
– Вы можете назвать любое имя, просто мы записываем посетителей. У нас полная анонимность. Желательно оставить любой удобный вам настоящий контакт.
– Ладно… Допустим, я Татьяна… В общем… я хотела рассказать кому-то, чтобы перестать постоянно думать об этом.
– Конечно, я слушаю вас. Может, все-таки присядете?
– Нет.
Все так же стоя у окна, женщина начала говорить. О том, что муж как-то странно себя ведет, то ли любит ее, то ли уже не любит.
– Я не понимаю, что с ним. Вроде все нормально. А вроде и нет. И… – Женщина замолчала. – Зря я, наверное, пришла.
Я постаралась как можно благожелательнее кивнуть – не в том смысле, что она зря пришла, а имея в виду «Продолжайте, продолжайте!..» Хотя сама не знаю почему, мне было трудно ее слушать. Я почти точно знала – нет у нее никакой серьезной проблемы. Середина дня, делать нечего, явно нигде не работает… Я остановила саму себя – не имею права. Даже если не работает, даже если от нечего делать пришла. Но пришла же! Счастливые ко мне не ходят. А было бы здорово, если бы вдруг пришел кто-то и сказал: «Представляете, я такая счастливая!» Кстати, не все приходят и потом, если всё налаживается. Иногда пишут: «Спасибо, у меня всё теперь хорошо». Иногда – нет. И я тогда не знаю, наладилось ли что-то в жизни у человека, которому я пыталась помочь.
Женщина почувствовала, что я невнимательно ее слушаю, достаточно резко спросила:
– Вы со всеми так? Или только мне сегодня повезло?
– Продолжайте, пожалуйста.
И она тем не менее стала рассказывать дальше. Придет муж с работы, сядет читать что-то в Интернете или просматривать какие-то свои документы, потом они идут гулять – сами или с детьми, уже подросшими. И что тут плохого? Нет, всё хорошо, просто он мыслями далеко. Откуда она знает? Чувствует. Она его чувствует почти как себя…
Вот неужели так на самом деле бывает? Я всегда первым делом пытаюсь отделять в речи моих посетителей правду от игры, рисовки, самообмана. Хотя на самом деле это не всегда получается. Где кончается правда и начинается рисовка? А если поза и игра – это то, что определяет суть этого человека? Он не может не играть, это его способ существования в мире. Отними у него каждодневную игру, и он погибнет – без всех своих привычных удобных масок, нарядов. Все равно что заставить любого из нас выйти вдруг на улицу не только без краски на лице и хоть какой прически, а и без одежды. С кем-то точно случится сердечный приступ.
Женщина так и стояла у окна, я больше не звала ее присесть. Среднего роста, хорошая фигура, милая, не красавица, но вполне симпатичная, возраст ей не мешает.
– Сколько вам лет?
Она отвернулась к окну и промолчала. Ясно, значит, проблема возраста уже существует.
– Вы думаете, что у мужа появились какие-то интересы на стороне?
– Уверена. Он стал другой.
– Давно?
– Наверное, да. Просто я сначала не понимала.
Я никогда не знаю, насколько мои слова повлияют на человека. И никогда не уверена, насколько серьезные советы могу давать. Ведь я знаю о них то, что они рассказывают. А многого о себе люди и сами не могут понять. И рассказывают вовсе не главное.
– Как вы думаете, если он уйдет, ваша жизнь сильно изменится?
Женщина подошла к столу и оперлась на него обеими руками.
– Моя жизнь закончится.
– Почему?
– Почему?! Вы спрашиваете – почему?
– Да.
– Потому что мы – одно целое! Он – мой! Он – мой муж!
– Он другой человек. У него другая жизнь.
– Что вы говорите? Да как вы смеете?
– Не горячитесь.
Почему-то я не могла найти правильных слов. Что-то мне очень мешало. То ли мои собственные мысли, то ли сильный сладкий запах ее духов, наполняющий мой кабинет, то ли ее уж слишком резкий тон. Каким только тоном со мной не разговаривают иногда, но сегодня почему-то мне не хотелось принимать на себя чье-то плохое настроение и тяжелые мысли. Я не имею на это права, это моя работа и мой долг. Но я пытаюсь быть честной самой с собой, не обременяя результатами этих честных бесед никого.
Через полчаса она ушла, пообещав прийти еще раз. Наверное, я все-таки смогла найти какие-то верные слова. Не очень искренние, но кто сказал, что моим посетителям нужна искренность?
Глава 3
Посетитель, записавшийся сегодня на три, хотел прилечь на кушетку, которой у меня нет. Капризничал, требовал, чтобы ему хотя бы дали стул для ног. Он видел в каком-то американском фильме, что на приеме у психолога все обычно лежат, играет ненавязчивая музыка и наглухо закрыто окно сливающимися со стеной жалюзи. Всё это он мне подробно описал, даже нарисовал, как именно должна стоять кровать «для пациентов». Я не стала переубеждать его, кивала, соглашалась, надеясь, что он уйдет. Но он сам придвинул себе второй стул, соорудил некое подобие неудобного ложа и лег на два стула, положив под голову куртку. Длинные ноги в коричневых замшевых башмаках свисали со стула.
– Удобно? – спросила я, предчувствуя длинный разговор.
– Нет. Так же неудобно, как всё остальное в моей жизни.
Мужчина, который представился «просто Олегом», рассказал, какие перспективы у него были в жизни и как он ими плохо распорядился.
