Шрифт:
Закладка:
– Я постараюсь, – наконец сказала я.
– Бесполезно. Не знаю, зачем я пришел.
– Расскажите, что произошло.
– А ничего. Ни-че-го! Я разорен. У меня нет больше ничего. И трое детей. И еще двое в первой семье. И они хотят есть. Каждый день. А мне нечем их кормить, потому что я поставил на кон всё и всё проиграл.
Я внимательно посмотрела на мужчину. Игрок? Не похоже. Игроков обычный человек глазом из толпы не выцепит. Я тоже могу ошибиться, но в разговоре пойму, если у человека есть такая пагубная страсть – играть, ставя на кон, как выражается мой сегодняшний посетитель, всё, в том числе и жизнь своих детей.
– Расскажите по порядку.
– По порядку? – Мужчина вскинул на меня глаза. – А в чем порядок? В том, что сначала обманули меня, потом я решил тоже обмануть, чтобы хотя бы вернуть свое, и не смог? Вот такой порядок. Вы это хотите услышать? Они – смогли, а я не смог. Даже обмануть не смог!
Я смотрела в глаза человеку, пришедшему, чтобы рассказать о своих проблемах, чтобы с чьей-то посторонней помощью не сломаться под их тяжестью, и не могла поймать его взгляд. Да. Тяжелый случай, а с легкими ко мне, как правило, не приходят. Иногда я думаю, что если бы моя жизнь сложилась по-другому и меня дома ждали бы дети и моя собственная семья, я бы не смогла, наверное, каждый день заполняться чужими проблемами, большей частью неразрешимыми. Чаще всего я могу лишь помочь человеку адаптироваться к новой, более сложной, чем вчера, жизни. Иногда, конечно, находится какой-то выход, которого человек сам не видит. А если не видит – может быть, лично для него это и не выход? Я всегда об этом думаю, когда пытаюсь распутать чьи-то проблемы и помочь.
– Я слушаю вас.
Мужчина посидел еще молча.
– Хорошо, я расскажу. Я пришел, потому что мне некуда идти. Все друзья отвернулись. Потому что я должен каждому, а вернуть деньги не могу. Я могу только повеситься или прыгнуть с моста, привязав к ногам кирпич. Но у меня даже нет страховки на мою собственную жизнь, и мои дети ничего не получат.
– А почему?
– Что – почему?
– Почему нет страховки?
Мужчина удивленно посмотрел на меня.
– А что? Если бы была, то что?
– Ну вы же хотите повеситься или прыгнуть с моста. Тогда пригодилась бы страховка.
Он хмыкнул.
– Вот видите, – сказала я. – Можно ведь застраховаться. И спрятаться в лесу, лет на пять. Потом появиться, сделать новый паспорт и начать жизнь заново.
– Это совет психолога? – Мужчина недоверчиво посмотрел на меня.
Я пожала плечами.
– Я не даю советы.
– «Бесплатная психологическая помощь»!.. И вы не даете советы?
– Нет. Как я могу посоветовать взрослому, дееспособному человеку как-то поступить? Любой поступок – это ваша ответственность. Если вы свободный человек, то вы можете поступать лишь по-своему. Совет, которому надо следовать, это навязывание чужой воли. Моя воля может вам не подойти. – «И сломать вас до конца» – могла бы добавить я, но, разумеется, промолчала.
Мужчина поерзал на стуле. Большой, вполне крепкий, и, если не видеть лица, помятого, измученного, то даже солидный.
На экране моего телефона в беззвучном режиме появились слова «Тот, кто не должен тебе звонить». Мне не хочется, чтобы кто-то из посетителей или Юлечка однажды увидели эти слова. Но мне самой необходимо напоминать себе – он звонить не должен, а ты не должна отвечать. Даже если он звонит. Встает утром, идет гулять с собакой и звонит. Или пишет. Но он больше любит звонить, потому что родился и вырос в то время, когда звонок любимого человека был счастьем. И когда-то для меня тоже его голос в трубке, его дыхание, его смех были самым большим счастьем на свете…
Я встряхнула головой. Как-то сегодня особенно трудно слушать других. Может быть, потому что на улице серая мокрая взвесь, пронизывающий ветер, темно? А должно быть вообще-то тепло, солнечно и сухо. В конце той недели началось бабье лето и как-то неожиданно свернулось. Пришел арктический циклон и за одну ночь убил все цветы, собиравшиеся цвести до конца сентября, загнал котов в подвалы, где еще нет горячих труб отопления, раскрасил зеленые листья, едва начавшие желтеть, в ржаво-бурый цвет. Мороз в сентябре. Наверное, с моим состоянием души это очень созвучно. Ведь у меня только брезжит впереди женская осень, она близко или в самом-самом начале, но еще должно быть много теплых дней. Должно быть солнце, ясные безветренные дни, когда не верится, что скоро всего этого не будет. Должно быть, но не всё бывает так, как нам хочется. Не проживешь жизнь по своему собственному сценарию – кто думает иначе, бьется головой больше других.
Я перевернула телефон. Можно просто отключить. Но это слабость. Не запрешься от мира в своей крохотной капсуле, где никого и ничего нет. «Не прячь голову в песок, хвостик твой все равно снаружи, и все его видят!» – смеялась когда-то мама, когда я трусила и пряталась от маленьких детских проблем.
– У вас какие-то сложности? – Мужчина кивнул на мой телефон.
– Хотите поработать со мной?
Он непонимающе взглянул на меня.
– Хотите посидеть и послушать людей, с чем они приходят?
– Вы издеваетесь?
– Нет, почему? Возможно, вы взглянете по-другому на свои проблемы.
– У меня пятнадцать миллионов долга. Я могу рассчитаться с половиной, продав квартиру и дом.
– Зачем вы брали столько денег в долг?
– А пёрло. – Он ухмыльнулся. – Пёрло! Мне все говорили – тебе везет. А потом перестало переть.
Я посмотрела в его помятое лицо. Если он пришел сюда, в маленький кабинет к незнакомому человеку, наверное, это последняя соломинка. Или одна из последних. Еще есть церковь. Не помогу я с аргументами логики – пойдет за сверхъестественным. Креста и даже цепочки на шее не вижу, но можно пойти к другому Богу, главное, чтобы там открылась дверь, и кто-то незримый сказал тебе: «Заходи, ты правильно пришел! Здесь можно раствориться и отдаться в руки высшей силы».
– Всё! Больше не прет. Всё улетело в трубу.
– Тем не менее у вас есть квартира и дом.
– Да! – с вызовом ответил он мне. – Есть! Мои дети должны где-то жить!
– Продайте что-то одно.
– Не могу.
– Почему?
Он помолчал.
– В квартире летом жить невозможно.
– Почему?
– Душно. Почти все окна южные. И смотрят на дорогу. Мы живем на центральной улице. Брал в старом доме пол-этажа. Потолки три с половиной метра. Не думал, что будет шумно, окна поставил тройные. Все равно гул, особенно по ночам слышно.
– А сколько у вас окон на дорогу?
– Шесть или семь… Не помню. А что?
– А как живут остальные люди в этом доме?
Мужчина опять крайне недоверчиво посмотрел на меня.
– Мне не кажется, что вы хотите мне помочь.
– Вы хотите сказать, что вам не кажется, что я очень вам симпатизирую?
– Ну вроде того.
– Вы же не за симпатией сюда пришли.
– Уже жалею, что пришел, – сказал он и сделал неопределенное движение, как будто хотел встать. И остался сидеть.
– Не жалейте. Расскажите, что вас мучает.
– Вы издеваетесь?! Вы не слышали, я сказал – у меня пятнадцать миллионов долга! И – ничего! Ни копейки больше на счету!
– Вас мучает страх, что кредиторы заберут квартиру? Или страх, что вас убьют? Или, может быть, стыд?
Он непонимающе посмотрел на меня. Как здорово, что у нас кабинет бесплатной помощи. Сейчас бы он сказал: «Я плачу вам деньги, чтобы вы меня выслушали, поняли, посочувствовали…» Ведь именно так многие понимают психологическую помощь. Хотя иногда человеку нужна шоковая терапия, нужно, чтобы кто-то сильный или просто равнодушный вдруг посмотрел на его проблему совсем с другой стороны.
– Я хочу всё вернуть, всё, что у меня было!
– А что у вас было? Расскажите.
Он снова дернулся, как будто хотел вскочить, и снова остался на месте. Взял еще один листочек чистой бумаги, сложил вчетверо, разорвал.
Как быть, если мне глубоко несимпатичен человек, которому я должна помогать? Ведь уже понятно, что ничем хорошим он не занимался. Не лечил, не учил, не пек хлеб,
