перегрузках не помогут в управлении страной. Раскрученность и компетентность — зело разные материи, я совершенствовался только в пиар-акциях, следующая выпала на Калинин.

С замиранием сердца смотрел на калининские церквушки, памятные с детства, с того детства, не гагаринского, изгиб Волги… А среди восторженно встречающих первого космонавта заметил немолодых мужчину и женщину.

Лучше бы отвернулся, но что-то не позволило. Шепнул заместителю председателя облисполкома:

— На площади справа стоят двое лет пятидесяти: мужчина в сером пиджаке, брюки заправлены в сапоги, рядом женщина в цветастом платке, красная кофта, чёрная юбка. Видите?

— Мне бы такое зрение как у космонавта, Юрий Алексеевич! — чиновник напряг глаза, укрытые за линзами очков. — Точно, вижу.

— Если не ошибаюсь, мои знакомые. Встреча с населением минут через двадцать закончится, можете привести их в исполком, куда-нибудь в отдельный кабинет?

— Конечно! Не сомневайтесь, Юрий Алексеевич!

Он порскнул в их сторону, прихватив милиционера из числа охраняющих трибуну, породив неприятное ощущение, что доставку приглашённых обставит как задержание. Нет, не оплошал, через полчаса мы уже сидели в председательском кабинете, пышная секретарша суетилась вокруг, наливая чай и угощая пряниками.

Представился:

— Юрий Гагарин, лётчик-космонавт. А вы…

— Харитонов Виктор Степанович и жена моя, Харитонова Ольга Макаровна. Местные мы, из Калинина. Родились здесь, когда он при царе Тверью назывался.

Я проглотил комок в горле. Именно такими их и запомнил. Папа уйдёт через год, опухоль в мозге, мама вслед за ним через два. Совсем не старые. Их фотографии стояли в моей квартире, когда принял на грудь, услышав про спутник Зимбабве… Их и внучкино фото.

— А дети есть? Защитники Родины.

— Так сын один остался, Павел. В апреле в армию пошёл. Хотел в лётчики, как и вы, Юрий Алексеевич. Но военкомат отправил в мотострелки.

Ох, какие бы были ощущения, если бы в личине Гагарина встретил себя самого, восемнадцатилетнего нагловатого юнца? А, плевать, просто глянул бы снизу вверх и ничего не сказал.

В голове двоилось. В этом мире привык считать родителями Гагариных, но и передо мной — папа и мама! Другие и тоже родные. Башня треснет от таких мыслей.

Соврал им, что они очень напомнили старых знакомых из Гжатска, захотелось поговорить о житье-бытье, когда видишь людей огромной массой с трибуны — не то.

— Паша расстроится, что не увидел вас, Юрий Алексеевич, — сказала мама, рассматривая меня, залётного столичного гостя.

— Так передавайте ему привет, и пусть обязательно пробует поступать в авиационное училище. Я Оренбургское закончил, оно очень хорошее.

Стали прощаться, и вдруг мама, обняв меня, шепнула:

— Береги себя, сынок!

Вздрогнул. Обнял в ответ и стремительно вышел, словно убегая.

Капитан из девятого управления, когда погрузились в машину, встревожено смотрел с переднего сиденья.

— Что с вами, Юрий Алексеевич?

— Не обращай внимания. С жителями пообщался, кое-что напомнили мне. Расчувствовался, понимаешь? Это только с виду мы — все такие железные покорители космоса.

Он протянул мне фляжку.

— Знаю, вы не пьёте. Один глоток — чуть успокоит нервы. Армянский, пять звёздочек.

С благодарностью отхлебнул. Полегчало? Нет.

Конечно, словом «сыночек» любая женщина в возрасте вправе назвать молодого, я всего-то на десять лет старше… себя, её сына. Но что-то было в маминых словах, она точно почувствовала связь между нами, материнское сердце — самый точный в мире прибор, его не обманешь, даже спрятавшись в чужое тело.

И ещё один визит был в Александринский дворец, где выступал перед академиками, отнюдь не только близкого к нам физико-математического профиля, присутствовали другие естественники, а также гуманитарии в ассортименте. Текст чуть изменил, основная заготовка рассчитывалась на более простой контингент. Здесь более подробно коснулся заслуг учёных в разработке математического аппарата, накидал комплиментов физикам и особенно астрофизикам. Скромно подчеркнул, что на моём месте вполне справился бы любой лётчик-истребитель, привычный к перегрузкам и прочим неудобствам в отрыве от земной поверхности, в отличие от уникальных личностей, собравшихся в этих стенах. Вопросов сыпалось много, среди них не было наивных вроде «видел ли в космосе бога», «можно ли дышать в вакууме» и т.п., спрашивали по делу. Постоянно балансировал как канатоходец, не желая посылать подальше уважаемых людей, но и не вправе раскрывать гостайны. Далеко не все присутствующие имели допуск два ноля в нашей сфере, да и сам зал дворца вряд ли отвечал требованиям помещения, где обсуждаются совсекретные темы.

Президент Академии увлёк за собой по окончании, его я точно ничем не мог удивить. Уж кто-кто, а Келдыш точно знал состояние дел в космической отрасли, выступая своего рода координатором и неформальным лидером. Мы перебрались в Институт прикладной математики. Его кабинет, кстати, отличался максимальной функциональностью, тогда как большинство обителей советского начальства щеголяло понтами, если применить слово из двадцать первого века, свидетельствующими о крутизне и заслугах владельца. Что примечательно, в приёмной академика под потолком висел флаг ВМФ СССР, не знаю — в связи с чем. Келдыш собственноручно плотно закрыл дверь.

— Присаживайтесь, Юрий Алексеевич, здесь можем говорить открыто. Кабинет защищён и проверен.

— Весь внимание, Мстислав Всеволодович. Вас вряд ли заинтересуют мои рассказы, рассчитанные на колхозников и сталеваров.

Он сел на своё кресло, выдвинул ящик стола, но передумав, ничего оттуда не достал.

— Юрий, у вас репутация серого кардинала при Королёве.

— Преувеличиваете.

— Ничуть. Он сам делился со мной, рассказывал про удивительные прозрения.

— Ах, это… Обычная интуиция, основанная на бессознательном анализе поступающей информации. Либо результат раздумий. Никакой эзотерики, гарантирую.

— Тем лучше. Я пролоббировал в своё время перед Хрущёвым инициативу Сергея Павловича сосредоточиться на многопусковой схеме пилотируемого полёта к Луне. И лишь постфактум узнал, что вы его уговорили, даже до первого старта.

— Всего лишь осмыслил идеи Циолковского о построении в околоземном пространстве нужного объекта применительно к имеющимся технологиям на базе «семёрки».

— Уверены?

— Американцы, отталкиваясь от концепции ракет «Сатурн», подошли к задаче фундаментальнее. Их вариант мощнее, основательнее, технически изящнее. А наш, со строительством лунного поезда на орбите Земли, быстрее. Будем годами искать способ тащить шестидесятитонную глыбу или закажем десять шеститонных грузовиков со стандартными кирпичами, чтобы сдать объект первыми?

— Не совсем точное сравнение. Количество пусков математически увеличивает вероятность нештатных ситуаций.

— Математически — да, Мстислав Всеволодович. Но рискован только последний, пилотируемый полёт. Допустим, ракета-носитель не достигнет орбиты и потеряет неодушевлённую полезную нагрузку. Затратно, но не катастрофически. Отправляем следующий корабль. Если грохнет американский «Сатурн», всё сразу пойдёт прахом, надеюсь — не люди.

—