«Все, меня точно уволят, – подумала миссис Паркер. – Или заставят подписать запрос на ментальную терапию, или придется пройти добровольное лечение. Нет, – подумала она в панике. – Пожалуйста, нет».

Между тем Директор Дилл оставался совершенно спокоен. Он остановился перед классной доской. Поднял руку и проверил, работает ли доска, вычертив рукой какую-то фигуру. Белые линии проступили на темной поверхности, повторив его рисунок. Он сделал еще несколько движений рукой, и на доске возникли цифры – «1992».

– Конец войны, – сказал он.

Следом за этим притихший класс увидел, как на доске появились цифры «1993».

– Лиссабонские Законы, как раз то, что вы сейчас проходите. В тот год все державы в мире договорились и решили связать свою судьбу воедино. Подчинить себя реалистично, а не идеалистически, как во времена ООН, общей наднациональной власти для блага всего человечества.

Директор Дилл отошел от доски, задумчиво глядя себе под ноги.

– Война только что закончилась; большая часть планеты лежала в руинах. Нужно было предпринимать какие-то решительные меры, потому что еще одну войну человечеству было бы уже не пережить. Нужно было принять какие-то новые, абсолютные принципы организации. Международный контроль. Закон, который не смог бы нарушить ни один человек, ни одна страна. Нужны были стражи.

Но кто же будет контролировать самих стражей? Как можно гарантировать, что эта наднациональная организация будет свободна от ненависти и предвзятости, от тех животных страстей, что столетиями толкали человека против себе подобных? И не станет ли эта организация, как абсолютно все остальные человеческие организации, жертвой тех же самых пороков, тех же самых мелких личных интересов в ущерб рациональности, тех же эмоций в ущерб логике?

И один ответ на эти вопросы все же нашелся. Уже много лет мы использовали компьютеры – гигантские конструкции, возведенные трудом и талантом сотен опытных специалистов, построенные по точным стандартам. Эти машины были свободны от ядовитой предвзятости, личной заинтересованности и эмоций, что разъедали человека; они были способны проводить точнейшие расчеты, которые были недосягаемы для людей в реальности, лишь как идеал. Если народы смогли бы пожертвовать своим суверенитетом, подчинить свои силы и возможности объективным, беспристрастным указаниям этих…

Но высокий детский голос вновь прорезал уверенный рассказ Дилла. Его речь прервалась, разрушилась под прямым и резким ударом откуда-то с задних парт класса.

– Мистер Дилл, вы на самом деле верите, что машина лучше человека? Что человек не может управлять своим собственным миром?

Впервые за все это время Директор Дилл покраснел. Он замялся, слабо улыбаясь; его правая рука описала в воздухе жест, словно бы в поиске нужных слов.

– У меня просто нет слов, – ахнула миссис Паркер, наконец обретая речь. – Мне так неудобно. Поверьте, я даже не догадывалась…

Директор Дилл кивнул ей с пониманием.

– Все в порядке, – сказал он негромко. – Это не ваша вина. Дети все же не tabula rasa, чтобы формировать их словно пластик.

– Простите? – переспросила она, не поняв иностранных слов. Ей смутно вспомнилось, что это, должно быть, была (как бишь ее?) латынь.

Дилл объяснил:

– Всегда найдется кто-то, кто будет реагировать неправильно. – Он вновь повысил голос, обращаясь ко всему классу: – Я сыграю с вами в одну игру, – сказал он, и детские лица сразу же выразили живой интерес. – Внимание, сейчас я хочу, чтобы все вы не проронили ни слова, чтобы вы зажали ладошками свои рты и изобразили наших полицейских, когда они в засаде собираются поймать врага. – Детские ручонки взлетели вверх, прикрывая рты; глаза засияли от возбуждения. – Наши полицейские такие же тихие и бесшумные, – продолжал Дилл. – И они оглядываются по сторонам; они ищут и ищут, чтобы увидеть, где притаился враг. Конечно, они не хотят, чтобы враг узнал, что они готовы обрушиться на него.

Класс радостно захихикал в ответ.

– А теперь, – сказал Дилл, складывая руки, – мы будем оглядываться по сторонам. – Дети послушно начали оглядываться. – Так где же враг? Мы считаем: раз, два, три… – Внезапно Дилл резко развел руками и крикнул: – А теперь мы укажем на врага! Мы вычислим ее!

Двадцать рук вытянулись в тот же момент. Маленькая рыжеволосая девочка сидела за задней партой спокойно, не проявляя никакой реакции.

– Как тебя зовут? – спросил Дилл, неторопливо подходя к ней по проходу между партами.

Девочка молча смотрела на Исполнительного Директора Дилла.

– Ты ответишь на мой вопрос? – повторил Дилл, улыбаясь.

Девочка хладнокровно сложила руки на парту перед собой.

– Мэрион Филдс, – проговорила она отчетливо. – Но вы так и не ответили на мои вопросы.

Директор Дилл и миссис Паркер вдвоем шли по коридору школы.

– У меня были проблемы с ней с самого начала, – объясняла миссис Паркер. – Я вообще была против того, чтобы эта девочка училась в моем классе! Вы найдете мой письменный протест в файлах, – быстро добавила она, – я все сделала как положено. И я так и знала, что случится нечто подобное. Я так и знала!

– Я лично гарантирую, – сказал Директор Дилл, – что вам абсолютно нечего бояться. Вы не потеряете работу. Даю слово. – Покосившись на учительницу, он задумчиво добавил: – Если, конечно, мы не отыщем каких-нибудь подводных камней. – Он приостановился у двери в кабинет директора школы. – Вы ведь никогда не встречали и даже не видели ее отца, верно?

– Нет, – ответила миссис Паркер. – Она состоит под опекой правительства; ее отец арестован и отправлен в Атланту…

– Я знаю, – прервал ее Дилл. – Ей ведь девять лет? Не пытается ли она обсуждать с другими детьми текущие события? Полагаю, что у вас есть круглосуточные камеры, особенно в столовой и на игровой площадке?

– У нас записаны абсолютно все разговоры между учащимися, – гордо сказала миссис Паркер. – Они ни на секунду не остаются без нашего наблюдения. Но, конечно, у нас так много работы и мало времени, и такой невысокий бюджет… Честно говоря, нам не хватает времени прослушивать все записи. Но они ведутся, и все мы, учителя, стараемся хотя бы час в день уделять тщательному прослушиванию…

– Я понимаю, – негромко сказал Дилл. – Я знаю, насколько вы перегружены работой, со всей этой ответственностью. Да, любой ребенок в ее возрасте будет говорить о своем отце. Мне просто стало любопытно. Очевидно… – Он осекся. – Думаю, – сказал он мрачно, – что придется просить вас выписать разрешение, позволяющее лично мне принять над ней опеку. Принять немедленно. Вы можете послать кого-нибудь в ее спальню, чтобы забрать вещи? Ее одежду и личные принадлежности? – Он глянул на часы. – У меня не так много времени.

– У нее лишь стандартный набор, – сказала миссис Паркер. –