Шрифт:
Закладка:
Вскоре он снова отправился в путь, на этот раз сопровождая служанку госпожи де Варенс во Фрибур. Проезжая через Женеву, «я был так поражен, что едва мог продолжать путь… образ [республиканской] свободы так возвысил мою душу».33 Из Фрибурга он пешком отправился в Лозанну. Из всех известных истории писателей он был самым преданным ходоком. От Женевы до Турина, от Анси до Лозанны, от Невшателя до Берна, от Шамбери до Лиона он знал дорогу и с благодарностью впитывал достопримечательности, запахи и звуки.
Я люблю гулять в свое удовольствие и останавливаться на досуге; прогулочная жизнь необходима мне. Путешествовать пешком, по прекрасной стране, в хорошую погоду, имея приятный объект для завершения путешествия, — вот образ жизни, наиболее соответствующий моему вкусу».34
Неуютный в обществе образованных мужчин, робкий и неразговорчивый перед красивыми женщинами, он был счастлив наедине с лесами и полями, водой и небом. Он сделал природу своим наперсником и в тишине рассказывал ей о своих любовных переживаниях и мечтах. Он воображал, что настроения природы порой вступают в мистическое согласие с его собственными. Хотя он не был первым, кто заставил людей почувствовать красоту природы, он был ее самым горячим и действенным апостолом; половина поэзии природы со времен Руссо принадлежит к его роду. Галлер почувствовал и описал величие Альп, но Руссо сделал склоны Швейцарии вдоль северного берега Женевского озера своим особым царством и передал через века аромат их террасных виноградников. Когда ему предстояло выбрать место для дома Жюли и Вольмара, он поселил их здесь, в Кларенсе, между Веве и Монтрё, в земном раю, где сочетаются горы, зелень, вода, солнце и снег.
Не добившись успеха в Лозанне, Руссо переехал в Невшатель: «Здесь… преподавая музыку, я незаметно приобрел некоторые знания о ней».35 В соседнем Будри он встретил греческого прелата, который собирал средства на восстановление Гроба Господня в Иерусалиме; Руссо присоединился к нему в качестве переводчика, но в Солере покинул его и вышел из Швейцарии во Францию. Во время этой прогулки он зашел в домик и спросил, не купить ли ему ужин; крестьянин предложил ему ячменный хлеб и молоко, сказав, что это все, что у него есть; но, увидев, что Жан-Жак не сборщик налогов, он открыл люк, спустился и вышел с пшеничным хлебом, ветчиной, яйцами и вином. Руссо предложил заплатить; крестьянин отказался и объяснил, что вынужден прятать свою лучшую еду, чтобы не подвергаться дополнительным поборам. «То, что он мне сказал… произвело на меня впечатление, которое никогда не изгладится, посеяв семена той неугасимой ненависти, которая с тех пор растет в моем сердце к досадам, которые терпят эти несчастные люди, и к их угнетателям».36
В Лайоне он проводил бездомные дни, ночуя на скамейках в парке или на земле. Некоторое время он занимался копированием музыки. Затем, узнав, что госпожа де Варенс живет в Шамбери (пятьдесят четыре мили к востоку), он отправился к ней. Она нашла для него работу секретаря местного интенданта (1732–34). Тем временем он жил под ее крышей, и его счастье лишь немного уменьшилось после того, как он узнал, что ее управляющий делами, Клод Анет, также был ее любовником. О том, что его собственная страсть утихла, свидетельствует уникальный отрывок из «Исповеди»:
Я не мог без боли узнать, что она живет в большей близости с другим, чем с собой…Тем не менее, вместо того чтобы испытывать неприязнь к человеку, имевшему такое преимущество передо мной, я обнаружил, что привязанность, которую я испытывал к ней, распространяется и на него. Я желал ей счастья превыше всего, а поскольку он был причастен к ее планам, я был уверен, что и он должен быть счастлив. Тем временем он полностью проникся взглядами своей хозяйки; он проникся ко мне искренней дружбой; и таким образом… мы жили в союзе, который делал нас взаимно счастливыми и который могла расторгнуть только смерть». Одним из доказательств превосходства характера этой милой женщины является то, что все, кто ее любил, любили друг друга, даже ревность и соперничество подчинялись более сильным чувствам, которые она им внушала; и я никогда не видел, чтобы кто-то из тех, кто ее окружал, питал к ней хоть малейшую неприязнь». Пусть читатель на мгновение остановится на этой похвале, и если он сможет вспомнить какую-либо другую женщину, которая заслуживает этого, пусть привяжется к ней, если хочет обрести счастье.37
Следующий шаг в этом многоголосом романе так же противоречил всем правилам адюльтера. Узнав, что соседка, госпожа де Ментон, стремится первой научить Жан-Жака искусству любви, госпожа де Варенс, не желая отказываться от этой чести или желая уберечь юношу от менее нежных рук, предложила ему себя в качестве любовницы, без ущерба для своих аналогичных услуг для Анет. Жан-Жаку понадобилось восемь дней, чтобы обдумать это предложение; долгое знакомство с ней сделало его скорее сыновним, чем чувственным в своих мыслях о ней; «я слишком любил ее, чтобы желать ее».38 Он уже страдал от недугов, которые должны были преследовать его до самого конца, — воспаления мочевого пузыря и стриктуры уретры. Наконец, со всей скромностью, он согласился на ее предложение.
День, которого больше боялись, чем надеялись, наконец настал… Мое сердце подтвердило мои обязательства, не желая награды. Тем не менее я его получил. Я впервые увидел себя в объятиях женщины, и женщины, которую я обожал. Был ли я счастлив? Нет. Я вкусил удовольствие, но не знаю, какая непобедимая печаль отравила его. Мне казалось, что я совершил кровосмешение. Два или три раза, сжимая ее в своих объятиях, я заливал ее лоно своими слезами. Что касается ее, то она не была ни грустной, ни веселой; она была ласково-спокойной. Поскольку она почти не была чувственной и не искала удовольствий, она не испытывала экстаза и никогда не испытывала угрызений совести.39
Вспоминая об этом эпохальном событии, Руссо приписывает маневры мадам яду философии.
