Постовенцев надеялся на то, что этих беглецов вернут в ближайшее время, потому что соседка Луцкой по комнате упоминала об электричке, а в ЛОВДТ ориентировки оперативник подал незамедлительно.

После «потеряшек» из училища поступило еще одно заявление. Правда, его удалось «отбить» – возмущенная женщина утверждала, что ее сын пропал без вести, хотя и оставил записку, что устал жить с ней и уходит к отцу.

В кабинете розыска был сделан звонок, в ходе которого женщина удостоверилась в решимости своего сына не возвращаться, после чего устроила истерику с требованием немедленно отвезти ее к бывшему мужу, который насильно удерживает ребенка. Постовенцев с небольшими угрызениями совести послал ее в отдел по делам несовершеннолетних.

Наступило затишье, которое было прервано гражданкой Зуминой.

Элина Зумина с детства хотела стать известной. Актрисой, певицей, депутатом, футболисткой, да хоть кем – лишь бы о ней говорили и все ее знали. Родилась и росла она в поселке Тихоньком: тридцать домов, церковь и кладбище; детей в населенном пункте было всего трое. Каждое утро, когда Элина шла пешком два километра до автобусной остановки, где детей забирал школьный автобус, она повторяла про себя свою мечту – хочу прославиться.

Отчасти желание сбылось: в восемнадцать лет Зумина выиграла местечковый конкурс красоты, потом вышла в финал на районном конкурсе, после даже попала в тройку первых красавиц края. В двадцать она удачно вышла замуж, записала пару песенок, сняла пару клипов, которые, правда, прокрутили опять же только на краевом телевидении, да и то три раза – сколько заплатил муж.

Сейчас Элина была владелицей единственного в Борисовске приличного салона красоты, у нее была только одна беда – дети: два подростка с серьезными отклонениями в развитии. Обычно эти спокойные, меланхоличные девочка и мальчик бо́льшую часть своего времени проводили в интернате. Но, чтобы не портить репутацию, на лето Зумина забирала детей и в домашней атмосфере – очень далекой от распорядка и режима – меланхолия детей давала сбой. Они не были агрессивными или неуправляемыми, они просто сбегали из дома, предварительно испортив что-то из техники. Правда, находились дети быстро, потому что их тянуло или к реке, или к железнодорожным путям, но это создавало дополнительную нервотрепку, места там были не самые безопасные.

– Ушли утром, – не здороваясь, сообщила Зумина. Постовенцева бесила ее манера не представляться и напрочь игнорировать нормы этикета. Пусть так, он знал мамашу в лицо и по фамилии, как и всех «постоянных», но раздражала ее уверенность в собственной известности. – Как только увидела – сразу в милицию. Я вернулась с корпоратива в восемь. Разбили два телевизора. – Она не сдержалась: – Уроды.

– Что-то из дома взяли?

– Взяли. Сумочку с украшениями. Там не все, но достаточно.

– Конфликтов не было?

– Какие конфликты с этими слабоумными!

– Как вы думаете, почему они сумочку взяли? Они же не могут продать украшения?

– Потому что она нравится Эле! – раздраженно сказала Зумина. – Материал приятный. Хорошо, там сложный замочек, они открыть не смогут, а то бы высыпали уже все.

– Разрезать смогут, – не удержался Постовенцев.

Зумина отмахнулась:

– Ума не хватит.

Потрясающий пофигизм.

Оперативник мысленно развел руками и принялся заполнять заявление. В этот момент на мобильный позвонила дежурка. Он выслушал внимательно, отложил ручку, поблагодарил.

– Заявление можно не писать, – сообщил он Элине, раздраженно тыкающей ногтями в экранчик телефона. – Дети нашлись.

– А сумочка при них?

– Участковый нашел их возле речки, на опасном участке, – продолжал Постовенцев, не обращая внимания на женщину. – Мальчик физически в порядке, у девочки сломана рука. Обоих отвезли в больницу.

– Так, а украшения? Сумка где?

– При детях ничего не было.

– И где мне ее теперь искать?

Постовенцев посмотрел на заявительницу:

– Вы серьезно?

– Очень серьезно, – зло бросила Элина, поднимаясь. – Там одни серьги девяносто тысяч стоят.

– У вас дети нашлись.

– Лучше бы сумочка. Вы меня осуждаете, – вдруг переменила она тон, – и я вас понимаю. Но если бы вы знали, как я устала. Это несправедливо.

– Больница вторая детская, – только и успел сообщить ей в спину Постовенцев.

Дальше время пошло еще быстрее. О «серии» оперативник вспомнил только проходя мимо кабинета Дягилева; тот сосредоточенно что-то печатал, иногда сверяясь со своими записями.

Максим постучал в дверь:

– Минута есть?

Дягилев оторвался от компьютера, потер глаза:

– Говори.

– Расскажи, что за «серия». Весь день хожу, думаю. Я ни разу не слышал, чтобы у нас были так объединены ДОУ.

– Они и не объединены, – сказал Дягилев. – Какой-то мудак периодически насилует баб в районе двух хуторов, душит их и поджигает. Найти не можем, но и объективных оснований полагать, что это один и тот же человек, нет.

– Как, а место, способ?

– И что – «место», «способ»? Ни улик, ни отпечатков, свидетели если и есть, то все разное говорят.

Постовенцев задумался.

– И это продолжается уже много лет?

– Да, достаточно. Что примечательно – только с июня по август.

– Ну, если с сексуальной окраской, то это понятно – вокруг юбочки там, кофточки с декольте.

– Не знаю, Макс. У нас четверо убитых за этим уродом точно числятся, еще трое – под вопросом.

– Это как – под вопросом?

Дягилев посмотрел на коллегу, потом на монитор, потом снова на коллегу.

– Тебе вот прям срочно?

– Отвлекаю, да? – Постовенцеву стало неловко; он сам не любил, когда за работой ему начинали морочить голову тем, что не относилось к текущей задаче.

Но Дягилев покачал головой:

– Нет, я не о том. Есть хорошая такая выписка по всем этим делам, но ее искать надо. Газиев тогда доклад делал. «Под вопросом» – имеется в виду, что старые трупы, уже и не понять, наш ли это маньяк или просто залетный кто. Плюс почерк схожий, а место нет. Там много нюансов.

– А хоть кого-то задерживали?

– Считай, половину двух хуторов сюда перетягали. Все мимо.

– Интересно. Ладно, работай. А справку я как-нибудь почитаю.

Первое в тот день убийство, по жестокой классификации сотрудников правоохранительных органов, относилось к категории простых.

Простые убийства совершаются на бытовой почве: два «синяка» в ходе распития очередной бутылки вспомнили прошлые обиды; в драке один из соперников не рассчитал силу удара, а может, у товарища оказался слабый череп. Муж из-за вспыхнувшей ревности пырнул ножиком супругу, всего-то разок, а та возьми да скончайся. Никаких пистолетных выстрелов, никаких сгоревших автомобилей с неопознанными трупами внутри, никаких закопанных в лесополосах коммерсантов или бандитов: вот – холодный труп, вот – убийца, чаще всего пьяный в стельку, вот – статья 91 УПК РФ, то бишь задержание с препровождением в ИВС на целых двое суток, а после – ходатайство об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу, судебное заседание и постановление судьи: ходатайство следователя обосновано, иди, голубчик, на два месяца в СИЗО – а там разберемся.

Такие убийства расследуются в первые три дня: допросы обвиняемого, свидетелей, потерпевшего; проверка показаний на месте; назначение экспертиз – и дело ложится в сейф на месяц, пока не придут экспертные заключения.

Сложнее, когда убийца отказывается признаваться, но и это не беда, если есть доказательственная база. Да и редко в простых убийствах не признаются…

В этот раз оперативникам все было до боли знакомо, даже азарта сыскного не появилось. Что называется, классика жанра. Приехав на место происшествия, им даже не пришлось трудиться, чтобы устанавливать виновного: он сам кинулся на грудь сотрудникам милиции, орошая их форму крокодиловыми слезами. Тут же, не отходя от кассы, повел оперов за угол дома, где показал орудие убийства – нож с узким лезвием, измазанный кровью; на одежде и руках бурые подсыхающие пятна, взгляд безумный, слезы, искреннее раскаяние. Чего тут ловить?

Ситуация была ясна как божий день. В доме № 45 по улице Центральной поселка Крайнего проживала одинокая женщина Кравцова Тамара Борисовна, тридцати восьми лет от роду, работавшая упаковщицей на городской конфетной фабрике – в Борисове была такая, три цеха, один другого меньше, восемь труб и сладкий запах на километры вокруг.

Кравцова была женщиной положительной, спиртными напитками не злоупотребляла, мужиков к себе не водила, по характеру слыла доброй и отзывчивой. Со слов подозреваемого Минченкова Александра Федоровича, который рыдал крупными слезами возле патрульного «уазика», он пришел домой к Кравцовой около семи часов вечера. Знакомы они были