Шрифт:
Закладка:
Это было так давно... еще до смуты года Хэйдзи... нет, даже до смуты Хогэн, положившей конец могуществу дома Фудзивара, когда старую аристократию потеснили воинские роды. Но в итоге у власти утвердился клан Минамото. Матери хозяина и гостя обе были из Минамото, и здесь родство было заметно ближе. А ведь смута Хэйдзи почти уничтожила этот дом. Тогда за власть схлестнулись Минамото Ёситомо и Тайра Киёмори. Ёситомо проиграл, бежал из столицы и был зарезан в бане собственным вассалом, у которого мнил найти приют. Впрочем, сейчас принято говорить, что он сам благородно вскрыл себе живот. А Киёмори, не желая в будущем себе мстителя, приказал уничтожить всех мужских потомков рода Минамото. Женщин он не тронул, женщина принадлежит дому мужа, потому матушка хозяина, тогда уже бывшая в почтенном возрасте, уцелела - а ведь она приходилась Ёситомо родной сестрой. Иное дело мужчины и мальчики, в первую очередь сыновья Ёситомо. Они были убиты. Но не все. Подростка Ёритомо взяла под защиту приемная мать Киёмори - ах, если бы она предвидела, что делает! Самый младший, который позже назвал себя Ёсицунэ, родился и вовсе после смерти отца от наложницы Токивы. Красавицу Токиву Киёмори взял себе как военный трофей, и она вымолила у него жизнь мальчика. Киёмори оставил младенца в живых, но едва тот начал входить в разум, распорядился отправить его в монастырь. Ёритомо же была предназначена жизнь в ссылке, вдали от столицы.
Тайра Киёмори стал править самовластно, меняя императоров, как камешки на игровой доске. Не годились даже те, кто были вполне послушны его воле. Правителю нужен был император от его собственной крови. Он выдал дочь за юного императора Такакуру, а когда ребенку, рожденному от этого брака, сравнялось три года, возвел его на престол под именем Антоку.
Казалось, род Хэйкэ утвердился у власти если не навечно, то на века, как Фудзивара прежде. И даже то, что старший сын правителя, Сигэмори, одаренный и благородный, скончался в цвете лет, не могло этому помешать - у Киёмори были другие сыновья и множество внуков.
И тут ссыльный Ёритомо поднял белое знамя мятежа. Одни говорили, что к этому его подтолкнула жена - Масако из дома Ходзё, воинственная дама, которой больше пристало носить доспехи, чем ее супругу. Другие - что это был его духовный наставник, монах Монгаку, славный буйным характером и стремлением ввязываться во все возможные бунты, а то и развязывать их, и за то отправленный в ссылку на тот же остров, что и Ёритомо.
Кто-то, наверное, подтолкнул. Ёритомо был хитер и коварен, но осторожен, и не блистал воинскими доблестями. И только полная бездарность младших Тайра на военном поприще помогала поначалу его армии одерживать победы. Долго так продолжаться не могло. Но к Ёритомо начали стекаться Минамото, уцелевшие после резни, и среди них-то были выдающиеся воины. Особенно один.
Младший сын покойного Ёситомо, которого тогда звали прозвищем Куро, Черный, не имел никакой склонности к монашеской жизни, зато проявил себя в боевых искусствах. Одни говорили, что его наставляли в этом демоны- тэнгу с горы Курама, другие - что он превзошел воинские приемы по старинному трактату, который похитил у владельца, соблазнив его дочь. После того многообещающий отрок сбежал из монастыря и нашел приют у того из Фудзивара, что утвердился на дальнем севере. Старый Фудзивара Хидэхира был храбр, великодушен, и что немаловажно, богат. Он принял к себе Ёсицунэ, как нынче величал себя Куро, а когда начался мятеж, снабдил его суммой достаточной, чтоб создать и вооружить отряд, который Ёсицунэ привел на помощь старшему брату.
К тому времени стало ясно, что дети и внуки Киёмори не могут подавить мятеж, а сам правитель был стар и болен. "Отрубите голову Ёритомо и повесьте над моей могилой!" - кричал он сыновьям на смертном одре. Они не смогли этого сделать. Семья покойного правителя, вместе с малолетним Антоку и многие другие из их рода, преследуемые победоносным Ёсицунэ, нашли свой конец на дне залива Данноура. Судьба прочих Тайра была еще страшнее. Ёритомо не хотел повторять ошибки Киёмори, пощадившего детей противника - уж ему ли не знать, к чему это приведет. Тайра преследовали по всей стране, и резню, устроенную некогда Киёмори, Ёритомо, объявивший себя сёгуном, превратил в бойню. А затем обратил взгляд на того, кого восхваляли как лучшего воина страны, на сына жалкой наложницы. Все это привело к новой кровавой и страшной истории, которая завершилась совсем недавно. А может, и не завершилась еще.
Да, за последние полвека мир перевернулся, и не единожды. И все время, пока страну заливали пламя и кровь, бродил по этой стране монах в потрепанной рясе, которого, казалось, волновало лишь цветение сакуры. Так, по крайней мере, он говорил. О том свидетельствовали и его стихи. Хозяин поместья эти стихи читал, он все же был достаточно образован, как и подобало человеку из рода, давшего за века не только придворных и министров, но и великих поэтов. Но сам хозяин большую часть жизни провел с мечом в руках. Уж таково было время войн и смут. Он больше походил не на столичных Фудзивара, изящных и утонченных, а на тех, северных, пусть и не был выращен стаей волков, как говорили о старом Хидэхире. Хозяин и Фудзивара себя не называл, предпочитал именоваться по своему владению - Исэ.
Итак, всю жизнь господин Исэ воевал. И когда его младший двоюродный брат стал сёгуном, как выяснилось, воевал он на правильной стороне. Вот только судьба единокровного брата сёгуна заставляла усомниться, что стоит радоваться такому родству. Да, он был воином, а его родич и гость - монахом и поэтом. Однако господин Исэ не стал бы утверждать, что преподобный Энъи менее храбр, чем любой самурай. И не только потому, что прежде служил в гвардии. Безоружный монах годами странствовал по стране, раздираемой войной, а в годы огня и крови ряса защищала не больше, чем доспехи. Монахов убивали и сжигали сотнями, и порою не без причины. Ибо и монахи пошли такие, что ни один бунт без них не обходился, и охотно кидались в гущу сражений. Да что там, лучший из воинов покойного Ёсицунэ, погибший вместе с ним, был монахом.
Но преподобный Энъи был не таков. Никогда с тех пор, как обрил голову, не участвовал он в войнах и мятежах. Но его
