Шрифт:
Закладка:
Мы знаем, где жил и работал де Ворде, и имеем представление о его окрестностях. Сегодня номера 130 и 131 по Флит-стрит занимает сеть ресторанов быстрого питания itsu, предлагающая "здоровье и счастье", но в конце 1500 года здесь находился дом и типография Винкина де Ворда. Он жил и работал здесь до своей смерти в 1534/5 году, арендуя бывший трактир за 3 6s 8d фунтов стерлингов в год у приорства в Бакингемшире. Особняк, расположенный к западу от Сапожной аллеи, был большим: три или, возможно, четыре этажа, с мансардами наверху. В книгах де Ворда, напечатанных в то время, встречаются варианты декларации: "Enprynted in fleete strete at the sygne of the sone. By me Wynkyn de Worde", так что здание, которое как трактир называлось "Сокол", вероятно, было увешано знаками солнца, подобными тем, что появляются в верхней части его эмблемы на книгах, где личность де Ворда накладывается на личность его бывшего хозяина. В начале своей карьеры де Ворде пользовался эмблемой Кэкстона, и даже когда он перешел на свою собственную эмблему, это все равно была переработанная версия эмблемы Кэкстона. Ему наверняка приходили в голову каламбуры: плодовитый печатник, занимающийся словами; профессиональный сын Кэкстона, эмблемой магазина которого было солнце.
Представим себе яркое утро 1501 года. Де Ворд смотрит из своего дома на оживленную Флит-стрит. Небольшие дома, теснящиеся вплотную к улице, - это жилища торговцев, таких как изготовители шапок, трактирщики и переплетчики вдоль Shoe Lane; большие дома, отстоящие от улицы и окруженные садами, принадлежат в основном представителям духовенства, аббатам и епископам, занимающим церковные должности далеко в отдаленных уголках страны. В 1509 году юный Генрих VIII и его королева Екатерина проезжали мимо этого места, где сейчас, в это утро 1501 года, слуга набирает воду из водопровода у магазина де Ворда. Слева, высоко над остальными зданиями, находится собор Святого Павла, церковный двор которого является центром книготорговли. От кожевенных заводов исходит неприятный запах. По реке Флит курсируют лодки, торгующие устрицами и сельдью. Повсюду суета. Повышенные голоса. Крики. Когда де Ворд идет направо по Флит-стрит, протискиваясь сквозь людской поток, через три минуты он оказывается у церкви Святого Дунстана на Западе. Стоя у этой 500-летней церкви и наблюдая за тем, как уличные торговцы снова и снова перекрикиваются, де Ворд думает о том, что он сейчас жив, и о людях, которые ходили по этой улице столетия назад. Церковь Святого Брайда, где де Ворд молится и где, как он знает, он будет похоронен, находится менее чем в минуте ходьбы от его магазина, приютившегося в стороне от Флит-стрит, построенного на остатках семи предыдущих церквей и когда-то, в далекие времена, на месте римской виллы. Для нас, живущих в XXI веке, эта церковь вдвойне удалена: она была перестроена Реном после пожара 1666 года и восстановлена после бомбардировки в декабре 1940 года. Но хрустящим сентябрьским утром 1501 года колокола только начали звонить.
Де Ворд работал в центре нового места для печатников: это было начало становления Флит-стрит как международного центра печатного слова. Чуть дальше по Флит-стрит находится дом № 188, к западу от церкви Святого Дунстана, напротив таверны Ye Olde Cock, где была типография главного конкурента де Ворда, уроженца Нормандии Ричарда Пинсона. Де Ворд переехал на две мили к востоку от Вестминстера, где в течение девяти лет после смерти Кэкстона в 1492 году он занимался своим делом в тени аббатства в типографии своего хозяина Кэкстона. Книга "Миракли нашей благословенной леди" (1496), как гласит печатный текст, была "напечатана в Вестминстере: In Caxtons house. by me Wynkyn de Worde" - что, вероятно, означает одно из помещений, арендованных Кэкстоном в алмонри. Де Ворд также завладел небольшой типографией Кэкстона рядом с домом главы аббатства. Он так стремился помнить и чтить своего мастера, что переезд на Флит-стрит, в другую культуру, которую она представляла, должен был быть трудным. Переезд означал переход от близости ко двору к печатному миру, более популярному, простонародному и ориентированному на рынок. Возможно, де Ворд переживал, что подводит Кэкстона; возможно, он чувствовал, что находится в начале чего-то грандиозного. Это был переход на рынок печати, который мы можем узнать и сегодня.
Самое раннее изображение типографии за работой, на наш взгляд, представляет собой удивительно странную смесь документального и аллегорического, содержащуюся в работе о неизбежности смерти, опубликованной в Лионе в 1499 году, примерно в то время, когда де Ворде создавал свою репутацию после Кэкстона (здесь). Смерть настигает всех, заявляет эта французская книга, и быстро - независимо от вашего ранга или богатства, независимо от вашего ремесла, независимо от ваших усилий и добродетельного труда.
Одна из многих сцен, где происходит танец смерти, - типография. Вот ухмыляющаяся Смерть, прикосновением к руке, столь же нежным, сколь и неизбежным, призывает композитора, набирающего текст своей палочкой, и указывает на грядущую жизнь съемщику и отбивальщику своим поднятым красящим шариком. Смерть касается печатников, но не касается напечатанных книг, и если это аллегория человеческой смертности, то это также раннее заявление о способности печати жить дальше, признание того, что напечатанная книга - это работа рук, потерянных для истории, своего рода остаток, объект, который сохраняется во времени, в поколениях.
Как выглядела типография де Ворда? Каково это было - открыть двери переоборудованной таверны и войти внутрь? У нас нет рассказа от первого лица, но мы можем проделать долгий путь через типичность: многие небольшие типографии в XVI и XVII веках имели схожие формы. Печатные мастерские были одновременно и мастерскими, и домами. В одной комнате могло быть три или четыре печатных станка, где, вероятно, громоздкий человек, называемый "съемником", дергал за штангу, чтобы повернуть винт, который прижимал бумагу к металлической форме шрифта, задерживая на секунду или две момент "выдержки", когда давление было максимальным; а второй человек, называемый "отбивальщиком", наносил краску шариками из кожи животных на шрифт и проверял отпечатанный лист, когда пресс поднимался обратно. Sun не была специально построена, поэтому в ней почти наверняка присутствовало ощущение втиснутых в нее механизмов и тел, переоборудования и пространственной импровизации. Место, безусловно, тесное и, вероятно, темное; летом здесь слишком жарко. Мерцают свечи. Только что отпечатанные листы свисают с высоких веревок, словно сушащееся белье. Окна бумажные, а не стеклянные - дешевый способ заслонить солнечный свет от печатных страниц. Но зимой здесь так холодно. Вокруг валяются обрывки бумаги
