— И для этого мне нужно объявить войну императору? — уточнил Самослав.

— Не знаю, — Валерий совершенно потух, и даже огонь в его глазах угас. — Я так надеялся, что вы найдете выход… О вас ведь легенды рассказывают.

— Чем ты зарабатываешь на жизнь? — поинтересовался князь.

— Нотарием в суде, — смущенно ответил Валерий. — Хотя сейчас, наверное, уже ничем не зарабатываю. Я же месяц там не был. Я хотел бы служить вам!

— Ты хотел бы служить мне или Риму? — уточнил князь. — Не спеши с ответом, это важно.

— Я хотел бы служить тому, кто защитит мой город, — честно признался Валерий. — Будете ли это вы или другой варвар, мне все равно. У настоящих римлян давно нет ни сил, ни духа на великие свершения.

— А у тебя они есть? — сощурился князь.

— Вы удивитесь! — упрямо сжал скулы Валерий. — Я умру за это, если понадобится!

— Ты принят, — кивнул Самослав.

— Да??? — приятно удивился Валерий. — А кем?

— Ты будешь управлять моими имениями в герцогстве Сполето, — улыбнулся князь. — Я как раз прикупил десяток. А ты заодно будешь управлять и своим. Это и будет твоей оплатой. Я верну тебе землю предков.

— Но меня же убьют лангобарды! — возопил Валерий и замер на миг. К нему пришло осознание. — Что? Вы вернете мне имение моего деда? Да пусть убивают! Плевать! Я его хочу! Я займу свое место среди патрициев и устрою этим пердунам веселую жизнь! Они у меня попляшут!

— Вот-вот! — фыркнул в усы князь и показал рукой в угол. — Это мне и нужно. Сядь вон туда и подожди. Я позову тебя, когда понадобишься.

— Купцы, ваша светлость, — секретарь снова просунул голову в дверь. — Я назначил им сразу после этого парня, как вы и велели.

В покои зашла делегация иудейских купцов, человек семь. Странно, — подумал Самослав, — вроде бы иудеи должны отличаться в одежде. Или это случится много позже? Ни пейсов, ни меховых шапок. Люди как люди, разве что одежда украшена какими-то кистями. В поздней Римской империи иудаизм исповедовал каждый десятый, а в портовых городах и того больше. Многие из торгового люда переходили в эту веру. Уж больно удобна она для тех, кто дает деньги в рост. Ведь нет запрета на это, если занимать деньги чужакам. Хотя… Если сам князь не чурается такого заработка, то простым людям тем более не грех.

— Государь! — прекрасно знакомый Самославу купец Ицхак вышел вперед и низко поклонился. Поклонились и остальные купцы. — Мы припадаем к вашим стопам и просим о милости.

— О чем ты, Ицхак? — Самослав сделал вид, что удивился, хотя тема визита была ему прекрасно известна. — Кто-то посмел обидеть вас? Кто-то потребовал взятку?

— Нет! Нет! Что вы! — поспешно сказал Ицхак. — Напротив! Мы благословляем тот миг, когда поселились здесь! Вы не запрещаете нам молиться так, как завещали отцы, и не просите за это денег, как в землях халифата. Нет места спокойнее, чем владения вашей светлости. Даже дикие даны, которые пришли сегодня в порт в несметном количестве, ведут себя вполне прилично.

— Тогда о какой милости ты меня просишь, Ицхак? — прищурился князь, который услышал хорошую весть. Даны все-таки ушли из Александрии и уже стоят в порту Тергестума.

— Наши дела плохи, как никогда, — Ицхак смотрел на князя с тоской во взоре. — Казначеи вашей светлости не дают нам дышать. Торговать рабами нельзя. Давать деньги в рост нельзя. А там, где можно, ваша светлость предлагает их гораздо дешевле, чем мы. Мы хотели снарядить корабли в Индию, но провозить специи через Александрию нам не позволяют. По великому каналу их могут везти только корабли вашей светлости! Нам приходится покупать специи у арабов, перегружать на верблюдов и везти до Газы посуху! Через земли, где только что прошла чума! Это долго! Это дорого! И это опасно!

— Вы можете закупать специи здесь, — с самым серьезным видом ответил князь. — Зачем куда-то плыть? Я не запрещаю покупать их на моих складах и везти в любую часть света. Так же, как и шелк.

— Мы так и поступаем, ваша светлость, — сказал Ицхак. — Но заработок с этого ничтожен. Мы молим вас о милости! Позвольте нам делать то, что мы умеем. И поверьте, мы сделаем то, что люди вашей светлости не сделают никогда. Ведь мы работаем на себя! Наши подати и пошлины прольют золотой дождь в казну княжества.

— Ответьте мне, почтенные, на один простой вопрос, — Самослав усмехнулся, глядя на купцов, которые даже вспотели от напряжения. Дела у них и правда, шли так себе. Оставляли им немного.

— Вопрос таков: зачем мне пускать вас туда, где работаю я сам? Зачем мне ваши пошлины, если я потеряю всю прибыль со сделок? Зачем мне отдавать вам свои деньги? Мне пришлось завоевать Египет, расчистить канал фараонов и отбить нападение арабов, чтобы проложить этот путь. Я чуть не потерял сына в той войне. А что сделали вы? Пришли ко мне, поплакали и попросили, чтобы я уступил вам свои доходы? Это специи, уважаемые! Это не зерно. Специй нужно ровно столько, сколько их могут купить, и ни унцией больше. Зачем мне позволять вам мешать мне?

— Но ведь так было всегда! — раздался неуверенный голос. — Не пристало благородному владыке заниматься презренным ремеслом.

— Мы можем выкупить у вас право на эту торговлю!

Это заявление оказалось последним, и ответить на него Самослав не соизволил. Он лишь насмешливо посмотрел на хмурых купцов. Убийственная логика сказанного князем была понятна здесь всем без исключения. Тут собрались деловые люди. И если у кого-то еще недавно теплилась надежда, что удастся договориться, то теперь она развеялась как дым.

— Как же нам зарабатывать на жизнь? — хмуро спросил Ицхак. — Мы прекрасно понимаем вас, ваша светлость. Скорее всего, мы бы и сами так поступили на вашем месте. Но от этого нам не легче. Мы купцы, и мы должны торговать. Деньги должны двигаться и приносить новые деньги. Иначе они каким-то непостижимым образом начинают исчезать. У нас не остается выбора, ваша светлость. Или мы находим источник заработка, или нам придется перебираться в земли ислама. Ваш сиятельный брат Надир вот-вот завоюет Синд, и халиф проложит путь от Индии до самой Антиохии. Там открываются огромные возможности, ведь Сирия и Персия не чета бедной Европе. Прошу простить мою дерзость, ваша светлость.

— Не мне решать за вас, где вам жить, и где вести дела, — ответил князь. — Ваша община дает три четверти всех сборов Тергестума, и для казны