Митар с силой вобрал воздух, Рэтар видел, как тан пытается сдержаться, отчаянно и изо всех сил, оценил, что Роар всё-таки справился с гневом и обидой, унял себя. Несколько раз тяжело вздохнув, он посмотрел на ферана.

— Как ты хочешь выяснить, кто ему всё рассказал? — а Рэтару показалось, что вопросы кончились. — И всё остальное. Что со всем остальным и с этими разговорами про женщин?

— Жду новых вопросов, — отозвался он, горестно ухмыляясь про себя. — Про Хэлу сказал, что она заговаривает мою голову. Про наговоры — что всё с моего разрешения. Эйол подтвердил.

— Наш эйол? — удивился Роар. — Подтвердил? Солгал великому эла?

— Он у Хэлы в долгу, — пояснил феран. — Был. Отдал долг.

— А? — митар ушам своим явно не верил.

— Не важно. Это сейчас не важно, — устало вздохнул Рэтар. — А про женщин… дело идёт к браку.

— Что? — тан поперхнулся возгласом.

— Он будет настаивать на браке, — ответил глава дома. — Твоём, Элгора. Не знаю. Может моём. Пока только, видишь, говорит, что нам тут без женщин плохо.

— Рэтар, — и он упрямо повёл головой, нахмурился.

— Не сейчас, Роар, не сейчас, тан, — и Рэтар действительно очень устал. — Если есть ещё вопросы — задавай, если нет — иди.

Тот ничего больше не спросил, склонил в почтении голову и вышел.

Рэтар знал, что люди эла уже были в городе. И хотя внутри Зарны их не было, это было и ни к чему, потому что в доме была та тварь, которая писала докладные, отчитывалась за происходящее в Изарии и возле Горанов.

Об этом Рэтар знал задолго до начала всего этого действа и у него были ответы на предположительные вопросы, и даже если не было — он умел их быстро находить. Этому научил отец. Эарган всегда держал сыновей в состоянии готовности к тому, что прижмёт, что уколет, напрягал и изводил. Рэтара особенно, потому что будущий феран должен уметь это лучше, чем кто бы то ни было.

Нынешний великий эла был подозрительным, во всех вокруг сомневающимся, правителем, имеющим вздорный и неспокойный нрав. При этом был умным, начитанным, расчётливым человеком. Был неплохим заговорщиком и интриганом — в его лице перед Рэтаром представал очень достойный противник.

Свои планы великий не раскрывал, что именно знал до конца не говорил, растягивая удовольствие от созерцания реакции на очередной неожиданно заданный вопрос с подвохом. И сейчас у эла было больше возможности прижать оппонента, которым в данным момент стал феран Изарии.

Причина была в том, что, пока Рэтар последние три тира рвался на части в своём фернате, действительно забросил двор и понятия не имел, что там происходит. Это было его ошибкой. Он всегда считал, что его воинов, находящихся в самых опасных и сложных местах Кармии, того что он защищает границу и оплоты с доступам к одним из самых дорогих выработок в Сцирце, достаточно, чтобы его считали верным слугой. Просчитался. Его решили проверить. Или стал действительно неугоден. Вот чего Рэтар пока не мог понять.

Это было похоже на поединок на мечах, только оружием были слова. И если бы вот эта схватка с великим эла касалась только одного ферана… если бы в итоге, проиграв, можно было бы потерять только собственную жизнь, Рэтар бы не оборачивался, играл, сражался во всю, в удовольствие, ни о чём другом не думая. Но дело было не только в его жизни, дело было в жизнях очень большого количества людей. И люди эти были не просто не безразличны — они были дороги ему.

Конечно Тёрка он предателем не считал. Роар был прав в том, что Рэтар верил старшему брату больше, чем себе. Но это знали очень многие. И на фоне происходящего, попытка втянуть Тёрка во всё это была понятной и естественной. Надо было вбить клин в их с братом связку через заговоренное письмо, через то, что он знал о смерти наложницы, через осведомлённость про отношения Рэтара и Хэлы.

О последнем конечно могли наговорить многие, но феран чётко знал, что прилюдно они были всего лишь хозяином и его ведьмой. Понимание и предположение — не доказательства. Слишком шатко и, в конечном итоге, даже великий эла это понимал.

Правитель лишь словно ненароком спросил, правда ли то, что Рэтар держит ведьму в своих покоях, обозначив, что интересуется этим лишь потому что хворь, которую чёрная ведьма может наслать на такого значимого для эла и элата человека, великого очень беспокоит. Рэтар ушёл от этого выпада, молясь лишь тому, чтобы великий не решил посмотреть на Хэлу. И не решил у неё самой спросить о том, что именно она делает в покоях своего ферана. Впрочем, зная её, можно было бы за правильность ответа не переживать. Но всё равно рисковать не хотелось. Ею рисковать феран просто не мог. Для великого эла жизнь ведьмы пустяк, и в его глазах для Рэтара всё должно было быть так же.

Двор прибыл в Зарну с полагающимся шумом и гамом. Советники, фераны и их дети, наложницы, слуги. В момент дом перестал принадлежать хозяевам и Рэтар был рад, что его покои находятся в той части в которую попасть нельзя. Всем остальным обитателям с этим не везло.

К приезду двора в главной зале замка были накрыты столы, было светло, как днём, благодаря огромному количеству магического света. В мгновение слуги эла заменили слуг Зарны, а стража элата сменила людей Горанов, среди охраны остались всего несколько человек, что не могло не раздражать.

Феран угрюмо наблюдал на то, как великий эла и стоящие за его спиной Роар и Элгор встречают двор. Рэтару можно было не изображать на лице невообразимое счастье, тёплое гостеприимство и радушие, натягивая на лицо лживую улыбку. Все вокруг знали, что на это феран Изарии не способен, и ничего подобного не ждали.

А вот его танам пришлось всё это делать. И если Элгору это удавалось с трудом всегда, то Роару стало тяжело только сейчас. Раньше митара вся эта суета не беспокоила и он вполне себе отлично справлялся с этим лицемерным обществом. Теперь стало тяжело.

И Рэтар понимал, что дело в белой ведьме и чувствах, которые были у тана к девушке. Все эти лучезарные первые красавицы двора, которые обожали достопочтенного митара Изарии и почти все они побывали в его постели хотя бы раз, были ему сейчас не интересны. Сердце рвалось в дом к