Шрифт:
Закладка:
— Она провинилась и я её подарил, — ответил феран спокойно.
— Подарил? — переспросил великий, глянув на хозяина дома через плечо. — Что она такого натворила?
— Врала, — пожал плечами тан.
— Врала? — на этот раз эла обернулся.
— Да.
— А вернуть ты её можешь, ради меня? — правитель подался корпусом вперёд и взгляд его стал едким и опасным. — Насколько я помню шикарная девица была.
— Не могу, она умерла, — ответил Рэтар так же спокойно и бесстрастно. Роар очень старался не удивиться услышанному, остаться безучастным.
— Так ты её подарил или она умерла, — уточнил эла.
— Я её подарил и она там умерла, — и митар не мог в очередной раз не подивится выдержке своего тана, который сейчас держал удар. — У нас слишком холодно, великий — горячка никого не щадит.
Эла посмотрел в глаза ферана Изарии, пристально, склонив голову набок. Было понятно, что он что-то знал, что-то, что позволяло ему сомневаться в словах Рэтара. Роар напрягся. Это было плохо.
— Печально, хорошая была девка, — улыбнулся гость.
Рэтар небрежно пожал плечами, выдержав выжидательный взгляд правителя.
— Послать за какой твоей или других наших предложить? — спросил он так же спокойно.
— Не надо усложнять, достопочтенный феран, — великий махнул рукой и пошёл дальше. — Подойдут и ваши.
— Рады услужить, — склонил голову Рэтар и пошёл следом.
Они дошли до самой дорого обставленной комнаты гостевой части дома, той, что когда-то принадлежала Эаргану Горану, когда хозяева здесь жили.
Зайдя внутрь великий эла издал восхищённый возглас:
— Твой отец несомненно знал толк в роскоши. Почему ты не живёшь здесь?
— Потому что для простого воина роскошь — это добротный меч и крепкая броня, кусок свежеприготовленного мяса и лепёшки, и выйти живым из боя, — ответил феран.
— Ты не меняешься, Рэтар, — ухмыльнулся правитель. — Столько тиров и всё такой же.
— Смею предположить, что это моё качество тебя всё же больше радует, чем удручает.
— Не сомневайся, — улыбнулся эла.
— Хорошего отдыха, великий, — Гораны поклонились и вышли.
Оказавшись в коридоре Рэтар повёл головой в раздражении, стал суровым и жёстким.
— У тебя есть наложницы, которые ему подойдут? — спросил феран у Роара, опережая вопрос про Шеру, который хотел задать митар.
— Есть, — ответил он. — И у Элгора есть.
— Соберите ему всех, пусть выбирает, или, если надо, со всеми разом спит, — сказал Рэтар и направился к себе.
— Я сделаю, — митар догнал ферана. — Но объясни, что с Шерой. Что значит умерла? Когда? Куда ты её отдал?
Тан развернулся резко, так, что Роар чуть на него не налетел. Лицо его было жутким, глаза ледяными. Ткнув в его грудь пальцем Рэтар угрожающе прохрипел:
— Не смей лезть ко мне с этим, — каждое слово он забивал, словно молотом. — Делай, что нужно. И быстрее. Если возникнут трудности — я у себя.
С этим феран развернулся и ушёл, а митар осознал, что только что был очень близок от того, чтобы пожалеть, что умеет говорить.
Направляясь в харн, он столкнулся с Элгором. Тот был взвинчен и непривычно сильно нервничал.
— Ты знал, что Шера мертва, — спросил Роар у младшего брата, разобравшись с наложницами и отправив эла несколько из них.
— Что? — нахмурился Элгор.
— Рэтар сказал эла, что Шера мертва, — пояснил митар. — Что она захворала там, куда он её подарил и умерла. Ты знал?
— Нет, — ответил бронар, отводя взгляд.
— А куда отдал знал?
— Нет. И что за допрос вообще, Роар? — возмутился брат.
— Потому что тогда вы от меня что-то скрывали, Элгор, — ответил он брату.
— Нашёл время выяснить это, — взвился тот. — Давай заканчивай! А мне надо ещё с Митой поговорить о том, чем всю эту толпу паразитов кормить. И главное его сейчас.
Роар видел, что все эти пустые слова и недовольство показные, но младшего брата отпустил.
Внутри было тревожное предчувствие, что всё не так просто. Этот вопрос был задан не случайно. И Рэтар не был удивлён этому. Но задело тана по-настоящему.
Конечно, Элгор мог отвести взгляд и по причине того, что известие о смерти Шеры его расстроило. Но, нет, Роар не мог поверить во что-то такое. Он выругался про себя.
Мысли заполнили голову, бились одна о другую и это беспокойство всё никак не отпускало.
Великий эла спал до позднего вечера, ну или не спал, потому что ни одна из трёх, посланных к нему, наложниц митара и бронара обратно не вернулись.
Почти на пороге темени для него пришлось организовывать поздний ужин и конечно всем Горанам пришлось на нём присутствовать.
— Вообще не очень понимаю как вы тут без женщин обходитесь, серьёзно, — произнёс он, отпивая тёплой цнели. — Вот же был бы прекрасный стол, если бы сидели с нами девицы, красивые, вкусные.
— Нам хорошо и так, — отозвался Рэтар.
— Это тебе хорошо, — возразил эла. — Но вот то, что ты прячешь своих танов в этом вашем лесу непроходимом, это не хорошо. У меня при дворе девки извелись по твоему митару. Бронар у тебя, насколько мне память не изменяет, от брата тоже не отставал.
— У них тут забот хватает, — ответил феран. — На пирах пировать можно, когда дел нет никаких.
— Рэтар, что у вас тут в холодную пору делать можно? — фыркнул правитель.
— Была бы эта пора обычной, может и нечего было бы делать, — заметил глава дома и от Роара не ускользнуло, что очень внимательно вцепился взглядом в гостя. — А так — скоро третий тир пойдёт, как холода не отступают.
— Тяжело? — спросил тот. — Может помощь нужна?
— Нет, блага, великий эла, мы справляемся, — склонил в благодарности голову Рэтар.
— Слышал, что вы призвали белую ведьму? — заметил правитель, и внутри Роара всё похолодело. Он перевёл взгляд на своего тана.
— Призвали, — ответил феран, на митара не посмотрев.
— Хм, но что-то не потеплело? — ухмыльнулся великий.
— Она ещё не может ничего, — спокойно отозвался на это Рэтар и отпил цнели.
— И долго ждать? — поинтересовался эла, но весь его вид был полон отвратительной мерзкой надменности. — Я в этом ничего не понимаю, отец мой разбирался в вопросе.
Роара передёрнуло, он почувствовал, как напрягся и Элгор, сидящий рядом.
Отчаяние заполнило митара, он хотел выйти вон. Отчётливо предстал перед глазами вот тот вечер, когда верховный эйол и фернита Эйорна Нарнея Лайнар решили посмотреть на диковинку Изарии — белую ведьму. И тогда он не смог отказать, точнее не почувствовал, что надо отказать. А надо было.