Что с ней сделали, как измывались, теперь никто и никогда не узнает. На дом явно напали бандиты, промышлявшие грабежом в Подмосковье. Банд было много, Григорий пытался что-то узнать, но убийц Щекина и Осолихиной так и не нашли, значит, не нашли и убийц Людмилы.

… – Па, ты чего задумался? Маму вспомнил? – Оля подошла к нему и обняла. – Думаешь, мне маму не жалко? Ну да, я завидовала ей потому, что она такая красивая и так много снимается, но она же моя мама… Я всегда любила ее и теперь жалею, что так редко бывала у нее, что только звонила или отвечала на ее звонки. Думаю, ей очень нас не хватало… Она так и думала, что ты женился на деньгах.

– Знаешь, я мог бы тебе возразить, но получается, что деньги тоже сыграли определенную роль, – сгорая от стыда, неожиданно для себя признался дочери Григорий. – Будь она бедная, как Татьяна, ну, ты знаешь, о ком я. Так вот, ничего бы этого не случилось. Я бы не женился второй раз. А так… Все получилось именно так, как получилось, потому, что мы были изначально избавлены от бытовых проблем, понимаешь? Все прошло гладко. На редкость. Да и у Ксении оказался ангельский характер.

– Да нет, я на самом деле ничего не имею против Ксении. Она мне даже нравится, но она же никогда не станет мне мамой. И так получается, что мамы у меня нет и никогда уже не будет…

По щеке Ольги покатилась слеза, Григорий обнял и поцеловал дочь в макушку.

– Ну, все? Ты немного успокоилась?

– Успокоилась.

– А юбку выбрала?

– Да, я надену вон ту, шифоновую… мамину… Помнишь, такую же нашли там, в машине…

– Ночевать придешь?

– Нет, я в Гранатовом останусь…

2. 2005 г. Людмила

Она молчала, эта докторша, немолодая уже, хрупкая блондинка в бирюзовой шапочке и с золотыми завитками на висках. Осмотр длился довольно долго, и Людмила понимала, что врач не просто пытается понять, что произошло, что она уже давно все поняла и теперь, вероятно, осторожно пытается взять анализы. Она думает, что когда-нибудь они пригодятся для экспертизы. Но никакой экспертизы не будет. Ничего не будет. Главное, чтобы она не задала лишних вопросов. Вот тогда будет еще больнее. К примеру, может позволить себе неделикатное: сколько их было? Нет, она не готова к такому вопросу. К тому же она на самом деле ничего не знает – ни кто были эти люди в масках, ни сколько их было. От удара по голове она, вероятно, потеряла сознание, а потому все, что происходило с ней дальше, она, к счастью, не почувствовала.

Чувства вернулись к ней тогда, когда дом был уже пустой, а она обнаружила, что лежит на полу, с ножом в руке, в луже крови… И своей крови (это было маточное кровотечение, как следствие насилия), и крови того человека, Бориса, которого пригласила Светлана. Сам же Борис с перерезанным горлом лежал совсем близко, и прямо за ним – труп Светланы, на шее которой тоже зиял страшный, наполненный кровью, разрез, формой напоминавший рыбу. В доме стало так тихо, что слышался шелест шелковых занавесок распахнутого длинного, до пола, окна. Это было французское окно, которое так любила Светлана. Окно, сквозь которое виднелся сад – зеленый, густой от деревьев летом и убеленный снегом зимой… Сейчас же окно прикрывала развевающаяся белая занавеска, густо перепачканная кровью, словно убийца вытер об нее окровавленные липкие руки. Где-то там, глубоко в саду щебетали птицы, которые наверняка видели лица этих насильников и убийц, но никогда не смогут быть свидетелями на процессе. А процесс будет. Непременно. Ведь убили крупного бизнесмена, банкира Бориса Щекина. А заодно изнасиловали актрису Людмилу Дунай и ее подружку, бывшую гримершу Светлану Осолихину, вдову, недавно похоронившую мужа и вот уже полтора года живущую в этом прекрасном загородном доме, доставшемся ей по наследству. Да, процесс будет громким, и все газеты уже завтра (подумалось ей) запестрят снимками с места происшествия, а еще на первых полосах газет и на обложках глянцевых журналов появится фотография самой Людмилы Дунай. Скорее всего, это будут кадры из какого-нибудь фильма с ее участием, где лицо ее будет искажено ужасом, страхом или предсмертной судорогой (эти сценаристы уже и не знают, что бы такое придумать, чтобы фильм получился посочнее, понасыщеннее, чтобы смог зацепить зрителя с первых кадров). И вся страна узнает о том, что она была изнасилована бандитами, и затейники-журналисты придумают сотни интервью, которые она якобы давала им, где в красках будет описан сам акт насилия…

Она с трудом приподнялась, ладонь, на которую ей пришлось опереться, заскользила по крови… Голова болела так, что, казалось, она расколота, как глиняный горшок, и абсолютно пустая. К тому же на голове она обнаружила рану от вырванных волос, которая кровоточила. Зачем понадобилось выдирать волосы?

Встала, одернула шифоновую, в цветах (влажную, отяжелевшую от крови и надорванную по шву) юбку и принялась искать белье. Трусики, разорванные, нашла под столом. Хотела надеть, но поняла, что продолжает держать нож мертвой хваткой. Да, конечно, это она всех убила. И кто в это поверит? Но тем не менее нож липкий от крови и весь в ее отпечатках. Уж убийцы об этом позаботились. От ножа надо избавиться… Однако швырнуть его на пол она не могла. Его надо либо отмыть от крови, либо спрятать в такое место, где его никто и никогда не найдет…

Положив его на пол, она оделась. Кровотечение остановилось, но она все равно понимала, что ей надо срочно к врачу, однако стоит ей только переступить порог больницы, как… Нет, она не может допустить, чтобы ее карьера, как эта нервно развевающаяся перед глазами белая занавеска, оказалась выпачкана в этой грязной кровавой и унизительной истории. «А, это та самая Дунай, которой устроили групповуху в Поварове? И она осталась жива? И продолжает сниматься?»

А еще она словно увидела Григория, его испуганное лицо и как бы услышала его голос:

– Люда? Как ты там оказалась? Что забыла в этом загородном доме? Ты что, не знала разве, что Светка – самая настоящая шлюха, и она специально заманила тебя туда, чтобы познакомить с этим Щекиным… И ты поехала, поехала, тебе захотелось новых ощущений, нового мужика… И что, получила то, что хотела?

Забота перешла в презрение. Да, Григорий всегда презирал ее за то, чем она занимается, считая, что актерская профессия одна из самых несерьезных в