очень семейной жизнью, понимая, что занимает в жизни жены далеко не первое место. Однако он чувствовал, что Людмила так же, как и он, дорожит своей семьей и, пусть видимым, покоем и комфортом. Она не раз говорила ему, что знание того, что дома ее ждут сытые и здоровые муж и дочь, придает ей сил и она может спокойно работать. Ей, как любой нормальной женщине творческой профессии, были нужны няньки, люди, которые выполняли бы за нее дома всю грязную работу, готовили еду, следили, чтобы все ходили чистыми и ухоженными, и не приходилось прилагать к этому никаких усилий. В сущности, это было правильно, если не считать того, что Григорий с каждым годом все больше чувствовал себя той самой нянькой, но никак не любимым мужем. К тому же, хоть между ними и было принято, что он доверяет жене и что не верит сплетням о ее романах (как правило, романы сочинялись журналистами и представляли собой спроецированные в реальную жизнь любовные истории из фильмов, в которых снималась Людмила Дунай), на самом же деле он понимал, что его обманывают, что Людмила изменяет ему если не с режиссером, то с актером, а может, и оператором или осветителем…

В тяжелые минуты одиночества, когда ему хотелось женского тепла и ласки, он готов был уже звонить каким-то своим знакомым из «бывших», но всякий раз, представив себе, куда могут завести их отношения, отказывался от этой затеи. Он слишком дорожил домом, налаженным бытом и душевным состоянием маленькой Оли, любимой и единственной дочери.

Тем не менее они все же развелись. Этот смерч под названием страсть, которая охватила в общем-то инертного и спокойного Григория, разрушил семью, можно сказать, за один день.

Оказавшись (в кои-то веки!) приглашенным на вечеринку в честь приезда одной немецкой актрисы, он целый вечер стоял в сторонке, потягивая ледяное шампанское в обществе стройной блондинки с зелеными глазами, пока не понял, что безумно хочет эту женщину. Что вот хочет сорвать с нее зеленое тонкое платье, впиться губами в ее розовые полные губы и овладеть ею где-нибудь здесь же, в укромном уголке или даже в туалете… Такое с ним случалось второй раз в жизни. Первый раз примерно такие же чувства он испытал к совсем еще юной Людмиле.

Он сначала робко на нее посматривал, наслаждаясь зрелищем прекрасного женского тела, нежного лица и светлых блестящих локонов, потом взгляд его стал более уверенным, а к концу вечера он был просто пьян от любви к этой даме, которую, как он выяснил, звали Ксения. Он был настолько переполнен чувствами, что перестал следить за своей женой, которая в облегающем платье из черного атласа все же исчезла из его поля зрения…

Познакомившись с блондинкой, он мысленно уже сто раз позвал ее с собой в машину, хотя вслух говорил ей какие-то глупые вещи о пузырьках в шампанском или о том, насколько эта актриса, ради которой и собралось все это разодетое в пух и прах общество, хороша даже в свои шестьдесят… Каково же было его удивление, когда блондинка, вдруг перебив его, сказала, отвернувшись от него настолько, чтобы он все же мог услышать ее слова:

– Я жду вас в своей машине… – и назвала номер машины.

За окном лил дождь, улица сверкала желтыми бликами фонарей, ряд святящихся окон культурного центра, где проводилась вечеринка, напоминал карточные витражные «рубашки». Под дождем мокли десятки машин в ожидании своих хозяев. И только одна машина, новенький «Лексус», с пахнувшим новой кожей и духами салоном, постанывал голосами спрятавшихся там охваченных желанием людей…

Через несколько дней он уже перевез некоторые личные вещи в квартиру Ксении на Петровском бульваре, объяснив повзрослевшей дочери, что он влюбился. Как ни странно, Оля, которая в это время училась во ВГИКе, восприняла влюбленность отца с пониманием и даже как будто бы обрадовалась, что теперь она живет в квартире одна и может приглашать туда своих друзей. Дочка самой Людмилы Дунай, звезды последних сериалов, должна была продемонстрировать друзьям-приятелям, молодой киношной публике, понимание того, что творят ее родители, а потому внешне выглядела абсолютно спокойной и даже счастливой. На самом же деле, как потом узнал Григорий, Оля сильно переживала, часто плакала, а спустя месяц после того, как отец ушел из дома, получила сильнейший стресс и даже оказалась в больнице…

После этого и было принято решение, что Григорий, женившись на Ксении, вернется домой, к Оле, и они будут жить втроем. А мама, по ее же желанию, поселится сначала в съемной квартире, а потом переедет в недавно купленную ею и находящуюся в состоянии ремонта новую квартиру в Гранатном переулке.

Был ли уход из семьи Григория потрясением для Людмилы, он так и не понял. Не потрясение, так откровение. В любом случае она не могла не удивиться его решимости так резко переменить свою жизнь. Хотя, с другой стороны, поменялась лишь жена, декорации же и привычки прежней жизни были сохранены. Пока. Да и дочка жила рядом. Переезд же в новую большую квартиру Ксении, которую купил для них ее отец, все трое восприняли с радостью, даже Оля как будто бы обрадовалась тому, что у нее теперь есть своя комната.

Как же легко и приятно ему было жить с влюбленной в него Ксенией по сравнению с жизнью с прежней женой! Неглупая и не испорченная деньгами своего отца, она понимала его абсолютно и поддерживала во всем. К тому же, желая для своего нового мужа (которого, по ее мнению, недолюбили и недооценили) только блага, она не могла не поспособствовать тому, чтобы Григорий всерьез занялся своей карьерой. Так, спустя некоторое время он стал владельцем тридцати процентов акций фирмы своего тестя, от чего сначала немного растерялся, а потом, чувствуя поддержку жены и того же тестя, для которого желание дочери было законом, быстро освоился и благодаря своим способностям и опыту в строительстве добился больших успехов. Словом, оправдал возложенные на него надежды его новой семьи. Если, живя с Людмилой, он как бы даже стеснялся своей профессии, поскольку их всегда окружали люди искусства, которые считались существами высшего порядка, то теперь он произносил слово «строитель» с гордостью. Вот так все быстро перевернулось с головы на ноги, словом, встало на свои места, и Григорий чувствовал себя абсолютно счастливым.

Удивительное дело, но он редко теперь вообще вспоминал Людмилу, а ведь еще недавно он, казалось, не мог без нее жить. Возможно, женись он на няне Тане, такого счастья и гармонии не