Шрифт:
Закладка:
В случае ссылки на каторгу можно следовать за мужем (ст. 104). Нет большей привилегии для российской женщины! Обязанность супруга – любить жену как «собственное свое тело» (ст. 106). Это не Свод законов, а Свод поэзии Российской империи. «Уважать, защищать, извинять ее недостатки и облегчать ее немощи» (ст. 106). Так, преклоняем колена, читаем стихи и превозносим.
Наконец, обязанность «доставлять своей жене пропитание» (ст. 106). Но «по состоянию и возможности своей». Тут мы переглянулись, вздохнули – и побежали по законам дальше.
Боже мой, жизнь полна жестокостей! «Жена обязана повиноваться мужу» (ст. 107). Тут началась дискуссия. – Месяц! Ну потерпи еще месяц! – взмолился я. Что ж, взгляд женский бывает ласковым, бывает очень нежным, но иногда в нем проскальзывает сталь. «Пребывать к нему в любви (о да!), почтении (о да-да-да!) и неограниченном послушании» (всего лишь месяц!) (ст. 107).
– Не можешь ли ты, – сказал я барственно, – принести мне теплую, просушенную и проглаженную утюгом газету?
– Тем более что ты обязана, – я ткнул в статью 107, – оказывать мне всяческое «угождение и привязанность, как хозяйка дома».
– Так, – сказала жена, – месяц уже истек.
– А угождение и привязанность, – добавила она, – я тебе буду оказывать по естественному ходу жизни, а не человеческому закону, если ты, конечно, этого заслужишь. А пока, милый, налей нам два бокала красного вина. И запиши эти свои чудесные мысли, добавив, конечно, что женщина, шум вьюги и скрип дворника за окном лучше всего, что написано за двести лет.
Что ж, брачный закон этот давно отменен, жить по нему никак нельзя, и месяца не выдержишь со всеми этими обязанностями, а вот любовь никто не отменял. Ни сто лет назад, ни пятьдесят – она просто есть. И когда ты открываешь чужие письма – опубликованные, конечно – и читаешь, как двое любили друг друга, то нет больше ни свода законов, ни высочайших повелений, от кого бы они ни исходили – а есть только эти двое и, если быть честным, быть откровенным, – во веки веков.
«Молю Бога, чтобы ты услышала, что я скажу: детка моя, я без тебя не могу и не хочу, ты вся моя радость, ты родная моя, это для меня просто, как божий день. Ты мне сделалась до того родной, что все время я говорю с тобой, зову тебя, жалуюсь тебе. Обо всем, обо всем могу сказать только тебе. Радость моя бедная!.. Я радуюсь и Бога благодарю за то, что он дал мне тебя. Мне с тобой ничего не будет страшно, ничего не тяжело». Это Осип Мандельштам – своей будущей жене Надежде.
Что сказать? Всё меняется, и когда мы снова проснемся, то встанем во вновь изменившемся мире, но что никогда не изменится, что не подвержено ни статусам, ни законам – это жизнь вместе, жизнь по любви, жизнь для каждого из нас, если мы это сделаем сами.
Как сделаться мишенью
Как натравить на себя власть. 19 правил
Обычно вас не замечают. Хотя, конечно, кажется, что именно на вас направлены прожекторы.
Как достать государство? Как сделать так, чтобы оно, наконец, повернулось к вам лицом?
Это доступно каждому, хотя и требует упражнений.
1) Подрывать. Громко сеять чуждые идеи. Быть «анти», быть «против», переворачивать всё, что составляет философию государства – сейчас и здесь.
2) Назвать всех, кого перестреляете, была бы ваша воля; и еще – кого пересажаете. Чу, не гром гремит – а колокол звонит.
3) Послать поименно – всех, кто виноват, что жизнь такая – куда-то туда; а для надежности послать еще сто раз, дав именам эпитеты. Эпитеты должны быть точными и ясно толковаться.
4) Быть идеальным – для зачистки, для бытия – щепкой, когда лес рубят; и не убраться заблаговременно.
5) Махать всем страждущим: мы, мы – тоже власть, сюда, сюда, а мускул наш – растет. Власть параллельная.
6) Звать на баррикады, желательно басом, но не в Париже, а по месту жительства.
7) Наступить кому-то на крупную ногу. И даже не заметить, что: а) наступил, б) было больно.
8) Стать козлом отпущения. Большим козлом. Нет, козлищем. Чтобы всё можно было спихнуть. На вас, козла, спокойно делающего круги у прикола.
9) Знать лишнее. Когда, с кем, почему, в какое время, что получилось и как все это не вяжется с новейшей картиной мира. Ага!
10) Говорить, как громкоговоритель. Желать общения. И радоваться: «Ну как сказал! С каким родился слогом!»
11) Вдруг стать пупом, с которым – никогда, ничто. Не может быть по смыслу. По жизни. Непоколебим, как мир. Нет сил, способных сдвинуть.
12) Быть, точнее, оказаться не там, не в тот момент, не с теми и не так. И озираться радостно: что вижу я! О, как я слышу! Какие хорошие уши!
13) Иметь, иметь все то, что требуется государству, и все это знают. Сверчок это знает. Шесток это чует. А ты портишься и трепещешь, как мотыль.
14) Не подходить по жизни. Цвет волос, корни, язык, на что молишься, во что веруешь— всё не то, чужой, другой, инакосложенный и мыслящий инако.
15) Быть триумфальным. Самой известностью внушать надежду на перемены, властям – опаску, ревность, дрожь. Быть замечательно беспомощным предметом, чтобы вас (действие) всем – в назидание.
16) Сачковать. Правила – побоку. Их посылать – подальше. Их обходить – наслаждаясь, как пьешь воду. Считать, что кот, котище – дремлет. Выпендриваться и не ждать доноса!
17) Не принимать. Не присягать. Не подчиняться. Не подписывать. И никогда не соглашаться.
18) Пытаться быть свободным – там, где от тебя этого не ожидают.
19) Прозевать. Букву, намек, имя, указующий палец. Честно и добросовестно – прозевать.
А как это бывает по жизни?
Истории?
Их много есть у нас.
Быть чужим. Тройницкий[32]
Не оставляйте за собой плохих следов. Не оставляйте следов, которые бы казались вашим детям темными или пепельными. Жил-был когда-то Сергей Николаевич Тройницкий, правнук декабриста Якушкина, первый «красный директор» Эрмитажа – не комиссар, не матрос в бескозырке, а самый настоящий спец, работавший в нем с 1908 г. Спец, может быть, узкий, всё по геральдике да табакеркам, но преданный, образованный и – тогда это трудно прощалось – из старинной дворянской семьи. Если вам
