в другом? А главное, Насреддин далеко не всегда всерьез бывает тем или другим: слишком часто он представляется, шутит и из шутовства то выдает себя за дурака, невежду, за лекаря-шарлатана, то позволяет себя обмануть и обворовать, то изображает истово верующего, то притворяется больным, даже умирающим. Эту шутовскую его природу чувствуют многие, кто встречался с ним. «Тебя не подденешь, захочешь — ты бываешь таким умным, что хитрых людей огорошишь, а захочешь — так прикидываешься глупее быка», — говорят ему в одном турецком анекдоте [5, 294]. О том же — и в узбекском варианте: «Иногда вы бываете столь коварны, что можете самого отъявленного хитреца привести к полноводной реке и увести его обратно, не дав ему напиться (такой сюжет действительно есть, см. № 387. — М. Х.), А иногда вы становитесь упрямы, как осел» [7, 36]. А вот как объясняется природа другого знаменитого сюжета о том, как Насреддин пообещал судье взятку, если тот вынесет несправедливый приговор. Речь идет о том, как «ловчая» ворона Насреддина «поймала» чужого буйвола (ср. № 1022 и комментарий к нему): «Ходжа, искавший всякого повода, чтобы удовлетворить неутомимую потребность в веселье, и этому обрадовался» (5, 253; разрядка моя. — М. Х.). Его и обманывают как бы нарочно, в ответ на его собственные шутки. Под № 332 у нас приведен турецкий анекдот «Как ходжа обманул зеленщика»: ходжа запутал его хитрым расчетом. Известен персидский анекдот [8, 97], где должник запутывает таким же расчетом самого Насреддина. Когда тот, поняв, что обманут, обращается к кадию, хитрец оправдывается: «Я решил пошутить над ним — он ведь сам большой шутник. А он принял мою шутку всерьез». Пожалуй, хитрец опять сам обманулся: Насреддин и тут действует не «всерьез», он обращается в суд, продолжая шутку.

Шутовство тоже по-своему объясняет многие противоречивые выходки Насреддина; об этом еще подробно будет сказано далее. Однако изложенное дает уже представление о трудностях, с которыми приходится сталкиваться при тематической классификации. Слишком часто вопрос о том, к какому разделу отнести текст, зависит от мотивировки, которую дает поведению героя рассказчик, а мотивировки и толкования сплошь и рядом бывают субъективны. Вне контекста же об этом вообще трудно судить. Глупы, например, или мудры иные сентенции Насреддина, его ответы во время диспутов (см., например, № 776—823)? И в какой раздел их помещать? Или. скажем, известны сюжеты, где Насреддин отказывает просителям, ссылаясь на выдуманные, абсурдные причину («На веревке развесил муку», «Осла нет дома» и т. п., см. № 263, 264); перед нами явные примеры анекдотической скупости. Но в некоторых аналогичных случаях (нередко в вариантах одного и того же анекдота) рассказчик считает нужным обосновать поведение героя как-то иначе: «У Афанди, как всегда, не было ни гроша, по ему стыдно было перед приятелями сознаться в этом» (№ 268); «То ли у Афанди не было денег, то ли он знал повадки имама...» (№ 269) и т. п. Значит ли это, что данные тексты в отличие от упомянутых выше надо отнести к разделу о бедности Насреддина («Насреддин и богачи»)? Анекдот приобретает иной смысл, если собеседником Насреддина рассказчик делает не просто соседа, а богача, судью, муллу, вообще людей, к которым испытывает явную антипатию, или человека, который до этого обидел, обманул героя и теперь заслуживает такого же ответа.

В текстах очень часто «пересекаются» несколько «тем»; в таких случаях составитель стремился выделить ведущую, доминирующую; однако это не всегда было просто. Некоторые анекдоты из раздела «Насреддин и властители» (например, те, где герой отвечает Тимуру на слово острым словом, на подвох ответным подвохом) вполне могли бы быть отнесены к другим разделам («Насреддин и острословы», «Насреддин и хитрецы»); Тимура можно заменить здесь безымянным персонажем (и известны именно такие варианты упомянутых сюжетов). Но дерзость перед лицом властителя придает им все же иную смысловую нагрузку, позволяет поставить их в ряд с другими текстами данного раздела[21]. Иногда (таких случаев немного) сходные по структуре, но говорящие о разном тексты включены в разные тематические разделы. Сравните № 1058, 1199, где одинаковые суждения выносятся о мулле (раздел «Насреддин и священнослужители») и о лекаре («Насреддин и лекари»). Показательным примером могут служить анекдоты № 480, 912, где Насреддин то хвалит, то порицает одно и то же, но в первом случае он объясняет это нуждой (когда есть простокваша, она полезна, когда нет — вредна), во втором — приспосабливается к вкусам властителя. Сравните также № 65 и 975. В таких случаях составитель указывает в комментариях на структурное сходство тематически разных текстов.

Подразделение текстов внутри тематического указателя к сборнику, таким образом, далеко от строгости. Однако для практических целей такая классификация оказалась достаточно удобной и помогает ориентироваться в материале. Кроме того, она позволяет из множества противоречивых штрихов реконструировать, как уже было замечено, некий цельный образ. Расположение текстов в книге не совсем совпадает с разделами тематического указателя: особо выделены, например, разделы «О детстве и юности Насреддина» и «О смерти и бессмертии Насреддина». Составителю хотелось, чтобы читатель, который станет знакомиться с историями о Насреддине подряд, от первой до последней, смог проследить за многоликим героем книги не просто в разных ситуациях и в отношениях с разными людьми, но как бы от детства до смерти.

5

Из расположенных в такой тематическо-биографической последовательности сюжетов складывается история предельно разнообразной и насыщенной жизни весьма незаурядного человека. Человек этот словно задался целью испытать, испробовать едва ли не все, что только возможно на этой земле. Он с детства обнаружил способность к проделкам и недюжинный ум, хотя порой валял дурака, и не все могли понять, глуп ли он или придуривается. Он учился ремеслам и изучал науки; впрочем, по мнению некоторых, не слишком преуспел в школьной премудрости и одно время был даже неграмотным (или изображал из себя неграмотного). «Но уж если он что знал, то знал не из книг, а благодаря своим природным способностям», — утверждает один источник; возможно, он и ошибается: о Насреддине при первой встрече многие судили поверхностно. Он был женат, по некоторым сведениям, не один раз; одно время у него было сразу две жены, что мусульманину, как известно, не возбраняется. Говорят, что Насреддин их любил, во всяком случае одну из них; другая донимала его скверным характером (уверяют, что и поколачивала), и он с ней в конце концов развелся. Уже-в немолодом возрасте Насреддин женился еще раз, судя по всему не слишком удачно; во всяком случае, смерть жены его не только не опечалила, по явно обрадовала