– «Любовь в холодном климате», – медленно прочитал он вслух. – Нэнси Митфорд.

– Да. Одна из самых продаваемых наших книг. – Последний роман Митфорд Вивьен рекомендовала всем покупателям, которые знать не знали, чего хотели. По крайней мере, что-то в скандальности имени Митфорд резонировало с ними.

– Я не читаю женские книги.

– Простите?

– Писательницы. – Он снова скорчил лицо.

– Понимаю. – Вивьен прикусила губу. – Как насчет этой? Невил Шют?

Это была ее уловка. «Город как Элис» был одной из самых искренних романтичных историй, когда-либо читанных Вивьен, написанных бывшим авиационным инженером и пилотом.

– Малайа во время войны. Японские военнопленные. – Она понизила голос. – Пытки.

Несмотря на обманчивое описание сюжета, ни один покупатель-мужчина еще не вернул книгу. Им, должно быть, в итоге нравилась книга, что ее безмерно веселило. Книгу наверняка прозвали бы жалким любовным романом, напиши ее Дафна Дюморье или другая женщина.

Глаза мужчины загорелись от мысли об австралийских солдатах, сбегающих от казни, и продажа была завершена. Вивьен обернула книгу в простую коричневую бумагу, поверх которой обвязала темно-синюю ленту того же оттенка, которым был выкрашен снаружи магазин. Грейс недавно заказала несколько катушек в галантерее в нескольких кварталах на север, а затем местный гравировщик каждый фут ленты украсил именем магазина, годом его основания и фразой «Сто лет прекрасных книг». Это было спешно организовано накануне возвращения мистера Даттона, и они заказали достаточно ленты, чтобы хватило до Пасхи.

Колокольчик у двери тренькнул, и Вивьен подняла глаза на дверь в тот же миг, когда Алек посмотрел вниз со своей лестницы. Они оба с интересом наблюдали, как вдова Джорджа Оруэлла приблизилась к кассовой стойке ровно в тот миг, когда отошел предыдущий покупатель. Соня Блэр вернулась в «Книги Блумсбери», чтобы лично принять свое приглашение на лекцию Беккета.

– Да, – объявила она привычным ей мягким, серьезным тоном, в котором Вивьен теперь узнала горе. Со смерти всемирно известного мужа миссис Блэр прошло всего несколько недель.

Вивьен быстро поняла, что она имела в виду.

– Ох, замечательно. Мы так рады, что вы сможете присутствовать.

Именно в этот момент Алек чуть передвинулся по ближайшей стене на своей лестнице.

– Мы можем где-то поговорить наедине? – спросил Соня, когда худощавая фигура Алека проскользила мимо них, сияя на утреннем солнце вызывающей зависть гривой волос.

Вивьен удивленно посмотрела на нее и понизила голос:

– Мне стоит уйти на перерыв чуть раньше?

Соня кивнула, и Вивьен махнула вверх Алеку и искусственно повысила голос:

– Уверена, ты все слышал. Я вернусь к одиннадцати.

Они вдвоем вышли в суматоху позднего утра на Лэмбс-Кондюит. В кофейной палатке они взяли чай в одноразовых стаканчиках, и обе щедро добавили в него молока и сахара, после чего направились на север в сторону Грейт-Ормонд-стрит и тихого и относительно приватного скверика.

– Я всегда любила эту улицу, – вслух задумалась Соня, оглядываясь на различные магазинчики и их витрины. – Идеальное место для магазина, и по-своему довольно литературное. Эрик – Джордж – однажды сказал мне, что Йейтс посещал спиритические сеансы в доме номер 61. Он называл его «оккультным фашистом».

Вивьен засмеялась.

– У нас на работе таких несколько.

– Наслышана. – Соня заколебалась. – Вы слышали о «Горизонте», литературном журнале, где я работала?

– Да, а что?

– Я из-за него пришла. На литературный обед.

Они свернули налево на Грейт-Ормонд-стрит и прошли мимо знаменитой детской больницы на пути ко входу в скверик.

– Я полагала, вы пришли, чтобы спросить леди Браунинг о «Кукле».

Теперь засмеялась Соня Блэр.

– О, Эрик был бы в восторге от такого зрелища. Настоящая буря в чайной чашке от «Лимож».

– Руководитель моего отдела до сих пор отходит от шока.

– Кажется, вы получаете удовольствие, провоцируя его, – заметила Соня.

– От вас ничего не укроется. – От этого Вивьен задумалась, что именно хотела обсудить Соня.

– Да, боюсь, это так. Я пришла в магазин, понимаете ли, чтобы также встретиться с вами.

– Со мной? Но зачем?

– Прошлой осенью вы посылали свои работы в «Горизонт»?

Вивьен кивнула.

– Я получила очень любезное письмо отказа на один из моих рассказов.

– Да, я знаю. Я написала его. От лица мистера Коннолли, конечно. Понимаете, Вивьен, – могу я вас так звать? – невозможно полностью отринуть секретарскую работу. Сирил чудесно относился к своим дамам, как звали нас, помощниц редактора, – лучше большинства. Но он был в первую и главную очередь мужчиной.

– У вас, должно быть, экстраординарная память – запомнить мой отвергнутый рассказ.

Теперь они проходили через величественные ворота Куинн-сквер, длинный прямоугольный оазис в сердце Блумсбери с идеально очерченными клумбами и черными коваными лавочками и оградами.

– Я хранила все написанные женщинами работы, которые мы отвергали. – Соня показала на лавочку впереди. – С разрешения Сирила, конечно. К счастью, он постичь не мог, какое мне до этого дело.

Они сели рядом друг с другом на лавке, установленной у края сквера. Перед ними были начавшие прорастать сквозь мерзлую землю пучки подснежников – первый признак весны в Лондоне.

– А какое вам дело? – прямо спросила Вивьен.

– Я часто думаю о том, чтобы открыть собственное издание, женское. Возможно, вместе с книжным журналом. Эрика нет, «Горизонт» официально закрылся, и я чувствую себя совершенно потерянной. Все говорят, что я вышла за него из-за денег, – тогда можно сделать с ними что-нибудь полезное.

– Но вам автоматически останется лишь половина читателей. И меня всегда уверяют в том, что женщины не покупают правильные книги – или достаточное их количество.

– Это чушь. Я видела журналы подписок на работе. И все равно на собраниях редакторы снова и снова отмахивались с теми же оправданиями – как истории о женских заботах не интересуют мужчин, тогда как написанные мужчинами работы привлекают всех. Кларисса Спенсер-Черчилль и я, обе бились за ваш рассказ, хоть и безуспешно. Ваше воображение довольно дикое, а диалоги острые и кусачие. Он многим напомнил нам Анну Каван.

Вивьен была внутренне благодарна за сравнение с одной из самых любимых писательниц и за похвалу своим произведениям, которые, за исключением многих бесплодных подач в журналы, она показывала только леди Браунинг.

– Но редакторы посчитали сам рассказ слишком абсурдным и невероятным. И – здесь я могу согласиться с ними – слишком неторопливым.

– Я восхищаюсь вашей прямотой.

– Я уверена, что вы можете с ней справиться.

– Как ни странно, но могу. – Вивьен пожала плечами. – Сочинение – единственная вещь, которую я не принимаю близко к сердцу. Мне даже не кажется, что тексты идут от меня.

– Как своего рода редактор, я всегда была этим очарована.

– По крайней мере, такое у меня возникает ощущение. – Вивьен рассмеялась. – Уверена, что ошибаюсь – откуда-то они должны браться?