Шрифт:
Закладка:
Но когда ему пришло время говорить, он взобрался на платформу не только готовым, но и с ощущением своей миссии. При само́м его появлении по толпе пробежал трепет враждебности; и когда в своих вводных замечаниях он поименовал пиво «нектаром салаг», его на самом деле освистали, хоть и чуть-чуть.
— Пиво, стало быть, — сказал он, когда его шутку восприняли скверно. — Выпейте пива. — Молчание. Вот сволочи, подумал он: что ж, хорошо. Я их завоюю.
— Позвольте мне быть с вами откровенным, — солгал он. — Мне бы хотелось сказать, что хоть я и не узнаю тут ни одного лица, за исключением моего партнера, у меня такое чувство, что я знаю вас всех. Всё здесь напоминает мне о вас. Не столько башня, сколько картофельный салат, который вы, народ, там поедаете. — Он решил немного поговорить с гамбо во рту, как в Дельте. — Пмайте, о чем я? Вчер-вечером ссушал одного негру боевого по телику, он там трындел про, как он их звал, черных людей, а я вот ща гляжу вокруг и вижу — ниччёссе, у нас тут общество совсем без ссяких черных. Не только черных тут нету, но и чудиков ссяких. — Последовавший за этим сочувственный хмычок совершенно вывел его из-под удара свистунов. — Да ей-же-богу, вы просто тайная подпольная сеть беломазых Америки! — Аплодисменты. — И я тут не вижу, чтобы хоть кто-то был загнан в угол! — Больше аплодисментов. — Ого, да тут у нас сплошь картофельный салат! — На сей раз аплодисменты были неуверенны.
— Стало быть. Когда в следующий раз станете припоминать этот день, как вы наверняка станете, просто не забывайте, что вы себе приобрели нетопырью башню, а все уроды и чудики, все агитаторы и черная публика — нет! — Дикие, ошеломленные аплодисменты.
— Я просто до ужаса боюсь, что вышеупомянутые граждане вообще никакой нетопырьей башни себе не приобрели!
— НЕТ! — из толпы.
— А вот вы, молодчаги, со своими колючими головенками и в «тиш-песиках»{236} на ногах, взяли — и купили!
— Ура!
— Я вот только пару минут назад говорил этому главному старшине. Вас, публика, ободрали как липку! — Над картофельным салатом пронесся добродушный надменный ропот. — Вас обчистили!
— УРА! УРА! УРА!
Кловис, пепельный, обошел Болэна на пути к микрофону.
— Отваги вам не занимать, — высказался он, — это уж точно. — Затем прибавил: — Еще час, и А1А станет бутылочным горлышком для беглецов. — Болэн ухромал с настила, похлопывая себя по карману. Скатка денег была большой, как пистолет.
На платформе Кловиса принял Декстер Вралл — не в состоянии коснуться его или пожать ему руку, да и вообще воспринять глазами невероятную нехватку Кловисовой симметрии. Мало того, Вралл обиделся, что выступить не попросили его самого.
Да и толпу зрелище множественного ампутанта отрезвило.
— Пренебрежительные замечания моего партнера, — начал он, — о меньшинствах не обязательно представляют мнение руководства. Ахаха. Агмм. — С точки зрения толпы, Кловис — покойник. — Вы э-э вы гм очень замечательная публика, народ! — Затем просто, смиренно: — И клиент, которого мы очень ценим. — Он улыбнулся, склонив голову, ожидая такого же отклика, какой получил Болэн. Тот так и не поступил. Лучше все это ускорить. Лучше ускорить все так, блядь, чтоб этот чувак не успел рухнуть бомбой.
Картофельный салат зашевелился. Декстер Вралл нервно натянул свою яхтенную, синюю-с-золотом, фуражку на уши, готовясь к действиям, и воскликнул:
— Давайте же припряжем этих летучих мышей к работе!
Кловис внезапно и чуть ли не припадочно пустился в свою речь об энцефалите и о том, что летучие мыши — они как маленькие ангелы, а комары — это же летающие шприцы, наполненные гноем. Но быстро потерял завод, как детская юла. На лице его наконец отразился разгром.
Только Болэн сумел зааплодировать — поднять этот странный шум, похожий на прибой. Безучастные лица сосредоточились на движении рук под собой. Среди мангров аплодисменты взбухли знаком уверенности и более того: веры.
В итоге, однако, глядя во многочисленные безучастные лица, полные надежды, что собрались вокруг башни со всех краев США, собственная его физиономия разрумянилась от похищенных фондов и особой радости, выходящей за эти границы, Кловис щелкнул, как полагалось, тяжелым секатором по синей атласной ленте. Декстер Вралл испустил робкий бунтарский вопль, покраснел лицом и дернул за веревку. С боков башни пополз полиэтилен, лаская ее по ходу, развертываясь и струясь в несомой ветром пластиковой красе. В небо хлынули ярко-оранжевые летучие мыши.
Поначалу они рассеялись, как им и следовало, кружа в непосредственной близости. Но затем начали собираться воедино. Единый силуэт, демонстративнее стрелы, цвета, заимствованного у всякого неонового чудища в этой земле, вылепился в парящем небе на краю Америки. Все надежды тех пустых лиц приковало к очерку, что блистательно продержался над головами еще какой-то миг, а затем направился в глубь континента и пропал.
Вполне справедливо взмыл вой:
— Они улетели! Они исчезли навсегда! Они больше не вернутся! — и так далее.
И когда мука поутихла, картофельный салат принялся надвигаться на помост. Заметив скользкого с виду Болэна и кошмарно деформированного Кловиса, Декстер Вралл негодующими взглядами науськал толпу на них двоих. Возник серьезный вопрос, коренящийся в глубинах Экона.
С первым движением толпы к нему Кловис упал на доски, подтащив за собой микрофон «Телефункен», чтоб поудобнее устроить у губ. Громадные переносные динамики передали его ахи и вой:
— У МЕНЯ СЕРДЦУ КРАНТЫ! — Это усилилось над морем вееров с летучими мышами, ненавистников козявок и мангровых деревьев. — КРАНТЫ, Я СКАЗАЛ!
Хрипя еще внушительней Кловиса, Декстер Вралл заорал:
— Поглядите на него, он умирает! — и воззрился бледно и немо на этот скрюченный предмет на сцене. Болэн слушал, как Кловис чрезмерно выступает перед микрофоном, блея свой истерзанный прямой репортаж о состоянии собственного мотора. Болэн утешительно опустился подле него на колени. Кловис бросил на него взгляд, изобразил жуткий предсмертный хрип, снова посмотрел на Болэна с удивленьем, затем огляделся и сказал:
— Нет. — После чего, без дальнейших уведомлений, довольно невыразительно умер.
Болэн был единственным клиентом на похоронах. Хотя по какому-то неверному расчету обеспечения на продолговатую черную яму в земле смотрели ряд за рядом пустые складные стулья. Сверху зеленый с белым полог — павильон — был туго натянут на свинченный каркас из оцинкованных труб. Четверо мужчин взялись за гроб, предмет слегка претенциозной металлической мебели, содержащий бренные останки К. Дж. Кловиса из подручных материалов, и принялись