лишь у одного пола. Попробую продемонстрировать это на примере

слонов. У индийского и африканского слона есть бивни. Бивни –

полезная вещь (да, ее полезность сильно снизилась с тех пор, как

основными врагами слонов стали люди, тем не менее): ими можно

обороняться, валить деревья, использовать в помощь хоботу. При этом

у индийского вида бивни могут расти только у самцов, тогда как у

африканского вида они бывают как у самцов, так и у самок.

Еще более интересный случай полового диморфизма можно

обнаружить у оленей. У большинства видов оленей рогами

обзаводятся только самцы, однако северные олени живут в столь

суровых условиях, что самки не могут отказаться от их ношения в

суровый зимний период, когда на их попечении находятся детеныши.

В сезон размножения рогов они все же лишаются, а самцы рогами к

этому времени обзаводятся. Напротив, в период, пока самки

выкармливают детенышей, самцы, чья жизнь теперь менее ценна, рогов не имеют. Возможно, здесь имеет место популяционный отбор: в тех популяциях, у которых зимой чаще подвергались нападениям

безрогие самцы, детеныши подвергались меньшей опасности. С

другой стороны, после суровых «безрогих» зим выживали только

самые мощные самцы, которые давали самое здоровое потомство, и

«асинхронное» обзаведение рогами постепенно закрепилось.

Рога парнокопытных – неплохой пример того, как изначально

универсальные приспособления, имеющие вполне функциональную

нагрузку, превращаются в атрибут одного из полов. Рога появлялись, видимо, независимо у самых разных групп копытных. Но у

большинства, если не у всех, животных они появились именно как

средство обороны и не были связаны с половой принадлежностью

носителей, лишь позднее у некоторых видов они превращаются в

атрибут мужского пола. У определенных видов они не просто

перестали быть орудием защиты, а стали даже мешать, от них

периодически, после сезона размножения, приходится избавляться.

Изначальное присутствие рогов у обоих полов видно на примере тех

же северных оленей.

Аналогия, конечно, не вполне корректна: рога, в отличие от гребней

и выростов на головах птерозавров, все же сохраняют некоторую

функциональность – они необходимы во время брачных турниров, а

гребни для этого годились едва ли.

И рогообразные выросты могут сохраняться, даже когда в них нет

уже вовсе никакого практического смысла[113]. У китов (полосатиков) унаследованные, видимо, от сухопутного предка рога мешали бы

созданию обтекаемых форм, они скрыты под слоями жира и кожи.

Функционально они бесполезны, и тем не менее они сохраняются.

Сохраняются (как предположил Павел Гольдин) только для

демонстрации сексуальной привлекательности: эхолокация позволяет

потенциальному половому партнеру или сопернику эти рога

«увидеть», а кроме того, что их «увидят», от них больше ничего и не

требуется. Если мнение Гольдина верно, то разница между рогами

млекопитающих и гребнями птерозавров может быть не так уж велика.

Хотя сегодня и нет позвоночных-парусников, украшенных гребнями, животные, которым нравится ходить под парусом, существуют.

Используют силу ветра для перемещения по воде пауки (в качестве

паруса им служат поднятые лапки)[114].

Птицы против птерозавров: победа

чадолюбия

Какими бы ни были причины возникновения головных украшений у

птерозавров и стали ли бы они для некоторых из них парусами, птерозавры все-таки проиграли птицам. Впрочем, их конечное

поражение в борьбе за небо было связано не только с неудобством

устройства крыльев (почти те же сложности сегодня не мешают

благоденствовать рукокрылым, пусть они и занимают очень

специфические ниши). Скорее всего, губительной для них оказалась, как в конечном счете и для динозавров, стратегия «больше размер –

больше потомков». В меловом периоде птерозавры, как я говорил, в

массе своей (хотя мы и помним об одном исключении) превращаются в

гигантов. Кетцалькоатль ( Quetzalcoatlus northropi) – летающая

громадина размером с жирафа. Дети такого монстра, если он

продолжал откладывать яйца, должны были быть неизмеримо меньше

родителя. Либо же птерозавры должны были отказаться от кладки яиц

и перейти к полноценному живорождению, то есть создать какой-то

аналог плаценты, что позволило