от него вести — визита ли, звонка или хотя бы сообщения… Но ничего нет. При этом от Ирки я узнаю, что он вовсю контачит с Володькой, что уже успел слетать к сестре в Штаты и замутил какую-то глобальную реконструкцию своего клуба, меняя не только интерьер и название, но и сам концепт заведения. Словом, жизнь его забурлила с удвоенной силой, как вскипает, прорвав ненавистную плотину поток… И только я словно осталась забыта на обочине прошлого.

А ведь я, едва узнав, что все обвинения сняты, готова была даже из дома сбежать, нарушить отцовские запреты, рискнуть и накуролесить, лишь бы увидеться… Но с каждым днём этой решимости убывает, а прибывает гордости. Если ОН не хочет — то и я навязываться не собираюсь!

Но долго, конечно, не выдерживаю и всё-таки спрашиваю о происходящем отца. На что тот жмёт плечами:

— Он ведь столько времени потерял! Теперь пока дела поправит, пока в колею вернётся… Жди, что тут ещё скажешь.

— Чего, родов? — сходу завожусь я. — Или пока ребёнок в школу пойдёт? — Осекаюсь, гордо прикрываю бурю эмоций пренебрежительным безразличием: — Ладно, мне так-то пофиг. Подумаешь, важная птица! Просто интересно, он хотя бы пытался со мной связаться или… — Договорить не могу. Гордость гордостью, но слишком уж в последние недели нервишки шалят и пробивает на слезливость.

А папа притягивает вдруг меня к себе, обнимая:

— Девочка ты моя маленькая… Да его бы воля, он бы давно мне весь телефон оборвал, взял осадой наш дом и выкрал тебя в неизвестном направлении. Но он предупреждён, что пока ничего этого категорически нельзя. Ждём отмашку сверху. И он, как и положено человеку с серьёзными намерениями, умеет ждать столько, сколько нужно. Вот и ты учись.

Радость затапливает сердце, и даже голова слегка кружится.

— А он знает про… — указываю взглядом на живот. В ответ, словно почуяв особое внимание, ощутимо пихается малыш.

Отец улыбается, гладит выпирающий бугорок ладонью.

— Я не говорил. Это уже ваши дела и твоё право сообщить первой.

Ну что тут скажешь… после этого разговора ждать становится ещё труднее и волнительнее.

Как-то за неделю до Нового года мы с отцом и домработницей украшаем гостиную, когда сначала отцу сообщают что-то по внутренней связи, а уже через пару мгновений начинается суета — в холл прибегают работницы, галдят, выглядывая в окно. А на улице в это время… Колокольчики звенят?

Я удивлённо оглядываюсь на отца:

— Это что, дед Мороз пожаловал?

Шучу конечно, но папа загадочно улыбается:

— Мороз, ага…

Чуя неладное, подхожу к окну и как раз застаю лихой подлёт к крыльцу… тройки с бубенцами! Ну то есть самых настоящих, украшенных яркими лентами коней, впряжённых в расписные резные сани! А на передке, в заснеженном тулупе, подбоченясь сидит…

— Вот сукин сын, сказал же, по-простому давай, без церемоний, — усмехается за спиной отец. Теребит меня, оторопевшую, по плечу: — Ну встречай жениха-то! Или опять от ворот поворот ему дадим?

А Димка, какой-то нереальный в этой своей шубе нараспашку, высокий, румяный и взъерошенный ветром, уже оббивает снег с сапог…

— Пап, ты чего… — обдаёт меня холодом и тут же жаром. — Ты почему не предупредил? Ну пап! Ну кто так делает! — Хочется то ли реветь, то ли смеяться, то ли осерчало топать ножками. — Я… Ты… — И заметавшись по гостиной, я в последний момент, когда в холе уже хлопает дверь и громкий Димкин голос вопрошает: «Хозяева дома?», сбегаю в свою комнату.

Унять волнение не получается. Сердце колотится, руки дрожат, а я всё перетряхиваю гардероб, в поисках чего-нибудь особенного… Но всё не то! Это слишком просто, это наоборот — вычурно, это уже маловато, в этом я слишком беременная… А волосы?! Боже, да я мыла их аж вчера вечером! А макияж, а маникюр? Ну это же никуда не годится…

В комнату осторожно заглядывает экономка.

— Алиса, помощь нужна?

Говорит спокойно, словно ничего не происходит, а у самой по лицу блуждает загадочная улыбка.

— Да какой там, — бессильно оседаю я на кровать, — тут уже ничем не поможешь…

— Да вот ещё! Дай мне пятнадцать минут и всё будет в лучшем виде!

Смотрю, как она шустро пересматривает наряды, как и я недавно, один за другим откладывая их в кучу «не то»

— Что там вообще происходит, Галь?

— Юрий Ефимович с гостем в кабинете закрылись. Катя им туда чаю отнесла, говорит, сидят друг напротив друга и вроде как настроение у обоих хорошее, но при её появлении сразу замолчали и ждали пока выйдет. Наверное, дела важные обсуждают. Так что и у тебя время есть, успокойся. Вот смотри, это платье очень красивое.

Оборачиваюсь — она показывает мне тот самый сарафан. Почти лавандовый.

— Галина, вы смеётесь? Ему уже лет сто, и я в него не влезу!

— А вот и нет! Наоборот, у него талия под грудью, юбка летящая, как специально под животик шилось! Примерь!

Оказалось, действительно классно — нежно и женственно, а заметно налившаяся грудь только теперь и заполнила лиф полным аппетитным объёмом. Но от этой красоты мне становится только ещё больше волнительно.

— Я как дура, Галь. Пузо на нос лезет, а туда же… Ну куда эти плечи открытые? К чему? Давай лучше рубашку с брюками.

— Фух, придумала! Рубаху… Ты ещё в одеяло замотайся! Если есть чем похвалиться, то почему бы и нет? Тем более, что не до плеч твоих ему сейчас будет, точно, — указывает взглядом на живот. — Но, если уж так принципиально, могу палантин твой принести, хочешь?

Пока она убежала, я собираю волосы в высокую «улитку» и выпускаю пряди у лица. Подкрашиваю ресницы, добавляю нежных румян на скулы и мамины жемчужные серьги-капли в уши.

— Вот, смотри, — влетев к в комнату, Галина набрасывает мне на плечи невесомо-ажурный, похожий на пуховый иней палантин. — Какова красавица!

Замираю у зеркала. Ну-у-у… Наташа, блин, Ростова. Беременная.

— Так всё! — импульсивно сбрасываю палантин, дрожащими руками пытаюсь расстегнуть серьгу. — Я никуда не пойду! Нормальные люди так не делают! Что, сложно было заранее предупредить? И папа, главное…

Замолкаю, понимая вдруг, что как раз папа-то и знал заранее, и как раз папа-то и не предупредил, а Димка… Да они с ним просто спелись! Два сапога! Два домостроевца махровых, два…