Шрифт:
Закладка:
– Мне тоже так почему-то кажется. Ладно, постреляли, отдохнули, теперь давай займемся делом. Будем ковать железо, пока горячо. Предлагаю такой вариант – тебе оба пиндоса – или кто они там, – а мне Кононов.
– Ты ж с ним дружил… Я-то его знал шапочно, не более того. По всем неписаным правилам нельзя тебе его допрашивать.
– Видишь ли… люди, конечно, меняются, но я попробую склонить его к сотрудничеству. Тем более что есть некоторая вероятность, что его сюда прислали потому же, почему и меня. И очень интересно было бы узнать, что сбушникам известно – а что нет.
– Скажи сразу, тебе не улыбается допрашивать их по-английски…
– И это тоже. Подзабыл я его. А ты вроде обменивался опытом с нашими гвинейскими, тьфу ты, английскими и американскими «друзьями» в начале девяностых… И даже провел какое-то время в Америке.
– Было дело… Ну ладно, попробую вспомнить их мову.
На том мы и порешили. Подумав, я решил начать с рыжего, который единственный выжил во дворе КПЗ. Когда наши ребята швырнули туда по гранате – уже после того, как пулеметы сделали свое дело – я обратил внимание, что этот прикрылся телом соседа, а потом сдался в плен без всяких фокусов. Жить ему захотелось, такое у меня возникло впечатление… Вот от этого и станем танцевать.
– Имя, звание, личный номер! – потребовал я, зная, что американцев приучают на случай попадания в плен выдавать именно эту информацию и никакую другую. И правильно – именно такой перечень указан в Женевской конвенции.
Похож он был на жителя самостийной Украины примерно настолько же, насколько я на йеменита. Ежели что, знаю я, как эти самые йемениты выглядят, провел там некоторое время в восьмидесятых, но рассказывать о своих похождениях в стране верблюдов и фиников, а также великолепных древних городов, не имею права, уж простите.
Тот с готовностью ответил, причем тон его был скорее заискивающим:
– Майкл МакМертри Иннис, младший лейтенант[50], «тюлени» Военно-морских сил США, номер социального страхования[51] такой-то.
Я подождал, пока сержант Лапочкин запишет эту информацию, но не успел задать свой первый вопрос, как Иннис неожиданно взмолился:
– Не надо меня пытать, я все расскажу! Все, что знаю!
– А кто вам сказал, что вас будут пытать?
– Командер-лейтенант Фрэнк. Он сказал, что русские – звери, и что лучше застрелиться, чем попасть к вам в плен.
– Интересно. А где этот командер сейчас?
– Он не входил с нами во двор, сэр. Он ждал вместе с украинским майором снаружи.
– Опишите его.
– Примерно шесть футов[52], черные волосы, смугловатая кожа, карие глаза, длинный нос. Родинка, похожая на бородавку, на верхней губе.
Я улыбнулся про себя – это описание как нельзя лучше подходило к захваченному группой Остапа пиндосу.
– А вы не знаете его полного имени?
– Питер Тарас Фрэнк, сэр. Позывной странный – Байда. Почти как наш вице-президент[53].
Интересно, подумал я. Байда – это запорожский казак из легенды, обычно отождествляется с князем Дмитрием Вишневецким, основателем Запорожской Сечи, казненным в Стамбуле в 1563 году. Но, как бы то ни было, похоже, что наш Фрэнк – хохол. Или его предки…
– И что же вам этот ваш Байда рассказал?
– Что русские – палачи по жизни. И что первым делом нас начнут страшно мучить, так, что даже индейцы-ирокезы с их «столбами пыток» будут выглядеть адептами матери Терезы.
Похоже, что Фрэнк надеялся, что его люди застрелятся, прежде чем сдаваться русским – или донецким. Но что получилось, то получилось. Меня подмывало, конечно, сказать, что мы такими вещами не занимаемся, в отличие от Гуантанамо, но я решил, что рассказанное «байдой» послужит стимулом для откровенности. И действительно, младший лейтенант поторопился как можно скорее выдать нам всю известную ему информацию.
От него я узнал, что часть их была расквартирована в немецком городке Бёблинген, что под Штутгартом. И что его и других лично отобрал Фрэнк – и брал он только белых, чтобы они в случае чего могли сойти за украинцев. Я мысленно снял шляпу перед Шуриком – мой друг вновь оказался прав.
Иннис рассказал нам и о том, что штаб «Азова» перенесли из Петровского в какую-то деревушку на горе, и что вышли они именно оттуда. А я вспомнил, что в тех местах, действительно, есть некая Сауровка – практически единственная, находящаяся в этой части кряжа, если не считать пары хуторов. Но больше мне Иннис ничего путного сказать не смог – кроме того, конечно, что им было поручено освобождение Моравецкого и ликвидация не только охраны КПЗ, но и Михайлюты. Так что я приказал его пока убрать с глаз долой и привести ко мне Фрэнка.
На мой вопрос об имени, звании и личном номере – его я задал на английском – «байда» ответил на украинском с еле заметным американским акцентом. Впрочем… выговор был почти правильным – так, наверное, разговаривали галичане, когда Львов был польским, – но интонации были скорее американскими.
– Сержант Мищенко, личного нумеру не маю.
– Кончай ломать комедию, Фрэнк! – я устало посмотрел на америкоса. – На простого вуйка[54] ты совсем не похож.
– Ну, если вы знаете, как меня зовут, – нагло усмехнулся тот, перейдя на английский, – то требую, чтобы меня содержали согласно Женевской конвенции.
– Это с какой стати? – я постарался изобразить на лице неподдельное удивление.
– Я военнопленный, – сказал он и закинул ногу на ногу.
Еще немного, подумал я, и положит ноги на стол.
– А что, США объявили войну ДНР? Или наоборот? Похоже, я что-то пропустил, – с любопытством посмотрел я на него. – То, что вы делаете, вполне подпадает под действия, которые иначе как терроризмом не назовешь. А за него, между прочим, в Донецкой республике полагается смертная казнь. И никто не будет вас обменивать. Просто в один роковой для вас день вас выведут во двор, прислонят к исклеванной пулями кирпичной стенке, и…
– Но ведь в нас вложили миллионы, – испуганно заверещал пиндос.
Похоже, что до него наконец дошло, что он влип, причем крепко. И я совсем не блефую, расписывая его дальнейшую судьбу. К тому же его начальство вряд ли будет стараться вытащить его из каталажки. Ведь это означало бы признаться, что американцы напрямую участвовали в войне на стороне украинских путчистов. Не то чтобы это их сильно огорчило, но все же…
К тому же в Штатах могут появиться весьма нежелательные вопросы к властям предержащим со стороны их собственных
